Говоров схватил первое, что попалось под руку — тяжелую хрустальную вазу. Но изобретатель оказался готов к такому повороту событий — упал на четвереньки и бросился к выходу, как шустрый пес, которого хозяин застал за неподобающим занятием. Несколько тяжелых осколков хрусталя упали на Краюшкина, когда ваза врезалась в стену над его головой, но вряд ли причинили какой-то вред — во всяком случае, скорости доктор не замедлил.
* * *
Краюшкину все-таки удалось «отбить» свои пятьдесят тысяч и даже немного больше. По его наводке Фельдман выкупил бизнес Говорова практически за бесценок и поделился прибылью с изобретателем, который объяснил, какие подходы нужно искать к расслабившемуся от воздействия чужой эфирной энергии депутату.
Впрочем, деньги не радовали - работать над приборами по перераспределению vis vitalis изобретателю никак не хотелось. Он и так совершил слишком многое и имел право отдохнуть. Очень хорошо отдохнуть. А времени впереди было достаточно. Сто лет или даже Двести. Жизненной силой Краюшкин запасся в избытке.
Вот только Фельдман постоянно беспокоился, хотел чего-то, пытался заставить всех вокруг работать... Но и эта проблема снялась сама собой. Вскоре после удачной сделки по поглощению чужого бизнеса мультимиллионер свернул шею, катаясь на горных лыжах. И ведь не мальчик, а рисковал, рисковал, рисковал, словно бы опасностей не существовало. Прыгал с парашютом, катался на сёрфе по огромным волнам в Тихом океане, взбирался на гималайские скалы без страховки... Думал, что с ним никогда ничего не случится, что сил хватит на троих. Доигрался. Студенты в качестве доноров тоже оказались не лучшим материалом. Их vis vitalis делала человека излишне суетным, пробуждала ненужные стремления. А от бурной деятельности, как правило, слишком много проблем, опасностей, неурядиц. Не лучше ли жить спокойно, размеренно, не стремясь везде успеть, все захватить?
Сам Краюшкин в перерывах между созерцательностью подумывал над тем, чтобы окончательно забросить медицину и основать новую философскую школу. Даже главный постулат сформулировал: «Не возжелай жизни ближнего твоего».
