Конечно, услышанное заставило «прыгнуть» мысленно в этот сель, пусть, поначалу и не поверить, хотя бы потому, что такое принято держать в тайне (в тайне же и проделывать). Скажем заранее — история, прозвучавшая из уст мужчины — мозг которого работал сразу в нескольких направлениях: от желания овладеть этим брильянтом красоты и грации, с параллельной победой над соперником, до жажды испытать всплеск страстей, потщеславиться и покичиться, умудрившись, сохранить тайну, создав интрижку, которая могла бы заинтересовать все. И добиться всего этого минимальными затратами…
Последствия скажутся настоящей авантюрой, изменившей многое продолжительной, непредсказуемой, где просчитается каждый, каждый же и окажется прав в своих предположениях, получив гораздо больше надежд и мечтаний. Не думайте над только что прочитанным, ибо будущего до конца не вижу я сам, поскольку не знаю точной развязки, до которой мы постараемся проследить нашу троицу совместно, если она, конечно, останется именно в этом количественном составе…
Перед своим рассказом, ради увеличения эффекта, первый шаг, который сделал тайный ювелир — попытался достать цветы, что получилось, лишь от части — чуть было не случился скандал. Попросив официанта об этой услуге, он услышал, что это невозможно, а если и получится, то история появления растений вряд ли удовлетворит. При более глубоком разбирательстве оказалось: цветы есть, но они собраны в огромный погребальный венок, который необходимо будет отдать на одной из станций.
Это не смутило заказчика, а из-за предложенной им суммы, «развязало руки» исполнителю. Через пятнадцать минут скудный, но красивый букетик преподнесли покорительнице сердец, которая рассматривая его с интересом, заметила:
— Кажется, цветы эти пришлось вырывать с руками и силой. Посмотрите, Андрюша, у них же все стебли в спирали скручены… Впрочем, даже красивее. Так же красивы, как и мои кудряшки. Арончик, вы волшебник!
— Яяя, мадам, не просто волшебник, яяя больше!.. — Тут он многозначительно поднял голову, задрав подбородок так высоко, что равновесие дестабилизировалось на мгновение, немного закружив голову. Он быстро справился с овладевшей слабостью, и многозначительно продолжил:
— Яяя — еще и сказочник!
— В смысле пишете, Арон Карлович?!
— Отнюдь, Андрей Викторович, я в них живу, их же и сочиняю…
— Что-то… Как-то… Этооо…
— Ну, хорошо. Я сейчас вам расскажу одну. Что в ней правда, что намек — сами попробуйте разобраться…
«Много цветов на дереве, да много ли дадут плодов…»
(Преподобный Симеон Новый Богослов)
Выпив подряд две по пятьдесят коньячка для смазки связок, Арон Держава ворвался в свой звездный час. Он уже видел примерное содержание рассказа, пока, не собираясь включать в него, ничего из цели своей поездки, и вообще ничего из охватившей его «золотой лихорадки» последних нескольких лет.
Осмотрев внимательно следящую за ним публику, и уже видя блеск в прекрасных глазах особы, которой он уже ни раз обладал в мыслях, представив себя самым выдающимся рапсодом истории человечества — Гомером, с широко «открытыми» глазами, буквально поедающими Марию, начал:
— Друзья мои, вы, наверняка, хоть как-то… да знаете историю нашей Великой Державы…
— …
— …
— Так вот, на заре образования нового государства, после падения императорской России, моему прадеду довелось волею судеб, стать, а он был выдающимся знатоком искусств, в особенности того, что делалось из дорогостоящих материалов… Так вот-с… Он был знаком со многими людьми, ибо помогал им с экспертизами, советами. Однажды… был привлечен самим Троцким да-да, самим! Львом Давыдовичем! Так вот, в его задачу входило определить историческую составляющую ценность, как изделия (сегодня принято говорить «промониторить рынок» спроса на подобную вещь за рубежом, а также проследить весь путь: от транспортировки (сбыта), до попадания вырученных средств на счета «заговорщиков-революционеров», сами понимаете о ком и о чем речь.
Экспроприируемые ценности поступали в количестве, не поддающемся быстрому описанию, к тому же акты приема-передачи заполнялись часто безграмотными людьми или, как минимум, не имеющими к подобной работе ни малейшего отношения, ведь главным цензом их подбора было преданность революции. Дедушка мой, незабвенный Мойша Аронович имел, среди этих возмутителей спокойствия совершенно не запятнанную репутацию, потому как прятал от царской охранки общие средства революционной России, конечно, не забывая себя — ведь должен же быть смысл в подвиге, при отсутствии сопереживания идее.
