Разбудили его громкие крики пастуха, выгонявшего стадо принадлежавших горожанам коров за городскую стену. Дождь кончился, и великий город предстал перед Сайласом во всей своей красе. Он помнил Париж по изображениям, которые просматривал еще в самом начале своей авантюры, кажущемся теперь таким далеким. Там были гравюры, картины, фотографии, голографии и прочее, прочее, но ни одна из них не передавала такого невероятного количества грязи и невыносимого зловония, каковые царили на реальных улицах средневекового города. Нечистоты, подхваченные прошедшим ночью дождем, веселыми ручьями стекали по улицам, скот, ведомый в «луга зеленые», метил свой путь, как мог, а милая (если бы не сильно порченные зубы) служанка прямо из окна опорожнила ночной сосуд своих хозяев, едва не попав Сайласу на голову. От всего этого изобилия впечатлений и от узости улочки с нависающими над ней стенами домов у него закружилась голова, и он поспешил прочь, следуя за горожанами, которых становилось на улице все больше.
Чутье его не обмануло, и довольно скоро Сайлас выбрался из тесного зловонного лабиринта на большую площадь. На мгновение он ослеп и задохнулся. Свежий воздух, наполненный ароматами свежих овощей и трав, яркий свет утреннего солнца, голоса сотен людей, ржание лошадей, хрюканье, мычанье, квохтанье, яркие наряды — все это обрушилось на него одновременно и накрыло с головой. На площади шел веселый торг. Крестьяне с натруженными руками и такими красными лицами, что хоть прикуривай, надрывая глотки, зазывали покупателей. Городские хозяйки, служанки, кухарки со степенным видом прохаживались между рядами, придирчиво выбирая, осматривая, препираясь, торгуясь. Какое-то время Бонсайт бродил среди толпы, осматриваясь, удивляясь диковинным товарам и даже просто домашней живности, прислушиваясь к визгливым голосам торговок и чувствуя себя, как в 1002-й сказке Шехерезады. Все романтическое, что еще оставалось в его потрепанной душе, всколыхнулось, и он радовался происходящему как ребенок.
— Эй ты, полоумный, прочь с дороги. — Здоровый детина резко оттолкнул его в сторону, чтобы он дал дорогу паре знатных дам.
Сайлас оторопело отступил, но скоро пришел в себя и решил быть несколько осторожнее. Однако, несмотря на всю свою решимость, он так и проходил с открытым ртом среди рядов до самого закрытия торгов. Правда, не совсем безрезультатно. Стараясь не привлекать к себе внимания, он делал покупки и вскоре стал обладателем вместительной сумки, скромного наряда, кинжала, кошеля и прочих мелочей. Наступал вечер, и Сайлас обнаружил, что очень голоден и просто валится с ног от усталости.
Он осведомился у какого-то горожанина, где находится ближайший постоялый двор, прибавив в свой голос сильный иностранный акцент, чтобы избежать ненужных расспросов. Добредя по указанному адресу, Бонсайт представился ученым-врачом, прибывшим из-за границы и нуждающимся в отдыхе. Увидев золото, которым Сайлас предусмотрительно запасся, хозяин постоялого двора не стал ни о чем спрашивать, а просто предоставил в его распоряжение небольшую комнату и обильный ужин.
Еду подавала толстая неопрятная женщина, и, заметив ее бегающие глазки, Сайлас решил внимательнее смотреть за своим кошельком.
«Итак, что мы имеем в активе, — поглощая очень жирные на его вкус блюда, думал он, — с деньгами порядок, благо, можно сказать, я почти ходячий монетный двор. Одеждой запаслись. Наверное, нужно купить коня, хотя я не очень хорошо помню, ездили ли врачи верхом? Скорее всего, ездили, но неплохо бы уточнить. Так, теперь нужно еще кое-что докупить, скорее для антуража, и приступить к основному».
Занятый своими мыслями Сайлас не только не замечал, что ест и пьет, но также и возбужденного шепота хозяина и служанки, которые подглядывали в узкую щель приоткрытой двери. Бонсайт был достаточно экипирован благодаря помощи генерала и детальной разработке своего первоначального плана. Основной его целью в этом времени был поиск и аккуратное изъятие одного человечка, который мог повлиять на весь ход развития человечества. Если Эллина тоже ищет его, он, Сайлас, обязательно должен ее опередить.