Тут к нему подбежали собаки. Первая, поджарая колли черно-бурой масти, зайдя сбоку, прыгнула на издающее незнакомый запах странно одетое существо, стоящее с окровавленными руками среди расчлененных овечьих туш. Накусяк двумя руками ухватил древко копья и с размаху так сильно ударил собаку сбоку по голове, что свернул ей шею. Пастухи загомонили, затем один из них опустился на колено и поднял к плечу карабин.
Собаки бросились на Накусяка, и он отступил к самому краю обрыва, отгоняя их своим копьем. Повернув лицо к пастухам, он закричал с мольбой в голосе: «Инукуала эшуинак!» — «Тут человек, никому не желающий зла!»
Вместо ответа прогремел выстрел.
Пуля ударила ему в левое плечо с такой силой, что его крутануло назад, и Накусяк потерял равновесие. У пастухов невольно вырвался крик, они кинулись к нему, но не успели добежать какую-то сотню футов, когда Накусяк упал с обрыва.
Ему отчасти повезло — он пролетел всего несколько футов и упал на выступ скалы. Цепляясь из последних сил правой рукой, он сумел задержаться на крутом скате и проползти еще около ярда под слегка нависающий выступ, где на узенькой каменной полке лег плашмя, дрожащий и вконец обессиленный.
Когда люди подоспели к надрывающимся от лая собакам, которые заглядывали за кромку скалистого обрыва, они увидели только блики от волн, бьющихся о полоску берега глубоко внизу, и стаю потревоженных чаек.
Пастухи хранили неловкое молчание. В их ушах отдавался полный отчаяния крик, заглушенный выстрелом. Откуда бы ни явился истребитель овец, в глубине души пастухи теперь почувствовали, что это был человек, и оттого заволновались.
Они все топтались у обрыва, пока стрелявший не заговорил, нарочито и вызывающе:
— Неважно теперь, что это такое было, потому что теперь его наверняка уже нет. И к лучшему — гляньте только, как оно расправилось с овцами и собакой!
Все посмотрели на тела убитых животных, но не нашлись что ответить, потом Макриммон сказал:
— А как вам кажется, не устроить ли нам поиски там, внизу, на берегу?
— Да ты что, сдурел? — раздраженно откликнулся владелец карабина. — Спуститься туда будет дьявольски трудно, да и ради чего? Если это существо было еще живо, когда свалилось с кручи, то уж теперь убилось наверняка. Если же оно вообще было нежитью… — Последнее предположение он так и оставил недоговоренным.
Кликнув собак, пастухи повернули к дому, и всю дорогу через болота, над которыми сгущался мрак, каждый молча переживал случившееся и не высказывал вслух своих сомнений.
В Тарансее не было отделения полиции, а сообщить о случившемся в далекий Сторнавей, для чего надо было перевалить через хребет, никто не вызвался. Общие чувства выразил Макриммон, когда отвечал на расспросы жены и дочерей:
— Что сделано, то сделано. А если мы всем кругом порасскажем, что у нас тут на болотах и пустошах порой встречается и происходит, то ничего хорошего из этого не выйдет, потому что никто нам просто не поверит. Лучше будет позабыть обо всем.
Однако сам Макриммон забыть о происшедшем не мог. Еще двое суток его преследовал оборванный выстрелом вопль чужака. Казалось, что ветер, свистящий над болотами и поднимающимися отрогами гор, доносит его вновь и вновь. Он слышался и в криках чаек. Он бился в самом сердце этого сурового человека, не давая ему покоя, и в конце концов пересилил страх.
Утром на третий день он снова подошел к кромке того обрыва… внутренне обзывая себя дураком. Тем не менее этот угрюмый и обветренный человек осторожно перевалился через край и начал спускаться вниз. Собака жалобно заскулила, но последовать за исчезнувшим хозяином не осмелилась.
Был отлив, и глубоко внизу влажно поблескивали острые камни, но пастух не глядел туда. Он ловко находил опору для рук и ног, потому что в юности славился как ловкий охотник за яйцами чаек, которые таскал из гнезд на самых отвесных скалах. Но теперь он был уже далеко не молод и, не спустившись еще и до половины, совсем выдохся и расцарапал в кровь руки. Он нащупал ногами наклонную полочку, доходящую до самого низа, и мелкими шажками продвигался по ней, пока не поравнялся с поздно загнездившейся самкой баклана. Огромная птица шумно взлетела. Крыло резко ударило Макриммона по лицу, и он машинально вскинул руку, чтобы защититься от новых ударов. В этот самый миг откололся и рухнул выступ, на котором он стоял, и Макриммон полетел вниз, на словно поджидавшие его камни.
