Остальную часть дня я занимался тем, что рубил, пилил и колол, а потом развозил дрова по городу. Подачу электричества по-прежнему ограничивали шестью часами в сутки, поэтому желающим приготовить что-то горячее приходилось пользоваться обычными плитами для барбекю, стоявшими на каждом заднем дворе.
Каждый вечер я уходил на берег и укладывал положенное число камней на увеличивавшуюся в размерах гробницу.
Но, конечно, жизнь не сводилась к одной только работе. Мы ходили в кино, где по десятому разу смотрели одни и те же фильмы. В конце концов, теперь, когда мир разбился вдребезги, ожидать появления в городе новинок не стоило. Впрочем, не надо думать, что это было так уж плохо.
Мир на экране, мир до катастрофы, мир навеки утраченный, он притягивал, как притягивает чудо. Почти каждый вечер кинозал заполнялся на добрую половину. А еще в нашем распоряжении оставались бары, бильярдные, зал для боулинга, пивные, где банки плавали в ваннах, наполненных водой со льдом. Кое-кто предпочитал отдыхать на веранде, потягивая пиво и ведя неспешные беседы на вечные, тертые-перетертые темы прямо под звездным небом.
Идиллия?
Да как сказать.
Вспоминаю одно барбекю на берегу, когда мы сожрали, должно быть, целого борова, с его хвостиком, пятачком и хрюканьем. Молодежи в Салливане было немного. Но вечеринка получилась на славу. Вина выпили немерено, а из пустых бутылок сложили на песке настоящую пирамиду. Какой-то парень на джипе, хваставшийся своей стереосистемой, притащил ее на пляж. Музыка гремела на всю округу. Если у пятидесяти тысяч призраков, наверняка населяющих Льюис, есть уши, то в ту ночь бесплотные духи веселились на всю катушку.
Вот тогда невозможное и случилось. Узнав о том, что старина Финч, бывший шеф полиции, прятал на яхте чужаков, город взорвался. Другого слова и не подберешь.
В глазах общественности Финч мгновенно превратился во врага номер один. Мало того, что старика арестовали и заперли в одной из четырех камер местной тюрьмы, его дом разгромили, а машину разбили. Кто-то даже забрался на задний двор, где Финч держал собаку. Конуру сожгли, а пса, огорченного отсутствием хозяина, пристрелили. Город пропитался злобой настолько, что ее можно было глотать.
Не прошло после обнаружения посторонних и двадцати четырех часов, как Финч предстал перед судом. Меня просто воротило от этого мерзкого спектакля. Ладно, Финч нарушил предписание и рискнул здоровьем, как собственным, так и прочих горожан, но это прямо-таки вулканическое извержение всеобщей озлобленности достало меня куда сильней. Да, я знаю, что люди были напуганы, но меня тошнило от того, как они поступали. В тот понедельник, сидя на крохотной лужайке напротив здания суда, я решил про себя, что старика линчуют. Дети уже бросали в стены дома камни. Сотни собравшихся бушевали, как озера во время ливня. Полицейские держались наготове. Злоба и ненависть поразили всех, от девяностолетних старцев до малолетних детишек.
Рядом сел Бен. Вид у него был встревоженный.
— Они жаждут крови, да?
Я кивнул.
— Думаю, они ее получат.
— Тогда в чем смысл суда? Ведь Финча в любом случае признают виновным.
— Уже признали. Сейчас они просто решают, как его наказать.
— Черт… он же только хотел помочь тем несчастным.
Я знал, что утром Бен уже побывал на яхте, на которой скрывались чужаки и которая стала теперь их тюрьмой.
Мне было интересно узнать, что, по его мнению, этих бедолаг.
— С ними решено, — ответил он. — Совещание не стало тратить время даром.
Я бросил на него вопросительный взгляд. Учитывая обуявшее горожан настроение, они вполне могли расстрелять чужаков на месте, как уже поступили с дворнягой Финча.
Бен заметил выражение моего лица и покачал головой.
— Не волнуйся, ничего особенного с ними не сделали. По крайней мере, пока. Старик Герлец отвел яхту к другому берегу. Там их и высадили.
— Они же умрут от голода.
— Герлец оставил немного продуктов. Так что пока все в порядке. Пока.
— Вот именно. Пока. Боже, да там же вполне могут быть хлебные бандиты.
Бен пожал плечами.
— Так приказало Совещание.
— Да, так приказало Совещание. Что еще они решили?
