Чувства и конфликты - страница 8
Мама хорошо рассказала о своей ошибке, и нашла для нее очень точное слово: неискренность. Сочувствие возникает в ответ на реальное чувство, а не на слова. Если слова не наполнены чувством «изнутри», они бессильны. Больше того, неискренность слов «слышится» и может восприниматься как хитрость или манипуляция!
«Честно» говорить о своих чувствах трудно, но сложнее всего – родителям, которые, общаясь с ребенком, ведут себя преимущественно как Воспитатели – то есть наблюдают, судят, учат, исправляют. Больше того, они теряют способность думать о себе. Если такого родителя спросить: «Что вы почувствовали, когда ребенок вам нагрубил?», он ответит: «Что он не воспитанный, он не приучен…, его надо наказать!». Придется снова и снова спрашивать: «Да, но что вы почувствовали? Какие были ваши чувства? Наконец, он может сказать: «огорчился», «было обидно», «горько от мысли, что я плохой воспитатель». Но это – в разговоре с вами, посторонним. А непосредственно нагрубившему ребенку он во всем этом не признается, и контакта с ним не получится.
Я-сообщение оказывает свое настоящее действие только в том случае, если в голосе родителя звучит искреннее сообщение о себе.
Конечно, и в искреннем Я-сообщении может содержаться «примесь» мысли о том, как оно воспримется ребенком, но это именно «примесь», а не цель высказывания. Чем ее меньше, тем лучше. Если ее совсем нет, когда вы доносите до ребенка настоящее переживание, и только его, возникает чудесное взаимопонимание и контакт.
Вот замечательный пример. Этот рассказ я сначала услышала, а потом попросила рассказчицу его записать. Она же дала ему название.
Это произошло летом в деревне, где мы снимали дом. У меня два сына: старшему, Саше, тогда было 7 лет, а младшему, Сереже – 1,7. Саша спокойный и рассудительный мальчик и особых проблем у меня с ним никогда не было. А вот Сережа очень активный непоседа и выматывал меня по полной программе. Поскольку практически все время я была с детьми одна, так как муж приезжал только на выходные, то все домашние дела приходилось успевать делать или рано утром, пока дети еще спят, или поздно вечером, когда дети уже спят.
В общем, в таком режиме, да еще и с неспокойным Сережей, который требовал много моего внимания (кстати, к тому времени он еще не собирался расставаться с моей грудью), к вечеру я была как выжатый лимон. Мне было очень тяжело, я стала раздражительной, и Саша стал себя вести просто ужасно; он совершал поступки, которых я никак не могла ожидать от него. Так, например, я застала его за тем, что он пытается развести костерок на балконе дома, причем замечен был за этим делом трижды. Никакие мои объяснения об опасности этой затеи не имели результата, хотя каждый раз говорил, что все понял и больше так делать не будет. Наши отношения с Сашей стали очень напряженными и были похожи на замкнутый круг, где я все время его одергивала и ВОСПИТЫВАЛА, а он говорил, что все понял и «выкидывал» что-нибудь новенькое. Сашино поведение выматывало меня гораздо сильнее, чем все домашние дела вместе взятые. Так, как в то лето, я не уставала никогда.
Как-то вечером, когда младший уже уснул, я вошла в ванную комнату, где меня ждал полный таз грязного белья. Саша в тот момент почему-то еще не спал и оказался рядом со мной. Мне очень хотелось спать, но надо было все постирать. Я прислонилась к стене и буквально «сползла» по ней вниз, села на пол и заплакала.
– Мама, что с тобой?! – воскликнул Саша.
– Сынок, я так устала…
– Мамочка! Давай я тебе помогу!
Мы договорились, что я буду стирать, а он полоскать белье. С того вечера ребенка как подменили! Никаких костерков на балконе больше не было, мне вообще просто не за что было делать ему замечания! Кроме того, он твердо заявил, что посуду теперь будет мыть только он (конечно, я частенько перемывала за ним, но только когда он этого не видел), но самое главное, что каждый вечер мы с ним укладывали младшего и шли стирать то, что накопилось за день. Он не ложился спать, пока не выполнит свою часть работы – полоскание, даже если я отправляла его спать, ссылаясь на то, что сегодня белья совсем немного. А если он чувствовал, что вот-вот заснет, то просил меня, чтобы я его обязательно разбудила, когда пойду стирать. Он словно повзрослел, увидев меня однажды слабой. С тех пор мы стали с ним «командой»,
