— Тогда достань лекарства.
— Но их же нет, — разумно сказал Николай. — Наркомания лечится усердием близких, силой воли больного, разумным медицинским уходом, а в медикаментозные средства я, прости, Алена, не верю.
— Коля, у тебя же хорошая голова. Придумай что-нибудь.
— Хорошо, хорошо, завтра я еду в Тулу.
Елена ждала на скамейке в больничном саду. Ехали они раздельно. Николай в Туле ночевал — он остановился у своего институтского друга, чтобы уже с вечера обзванивать знакомых. Елена приехала ранней, набитой народом электричкой.
Николай сразу прошел внутрь, а о Елене не подумал. Она и не обижалась, но страшно хотела хотя бы поглядеть на Борю.
Два парня подозрительного вида стояли за кустами, у анатомички. К ним подошел милиционер. Елена ненавидела их. Она знала, что дозы, которые переходят к охранникам, предназначены и ее мальчику.
Раньше она никогда бы не посмела, да и не позволила себе вмешаться. Но сейчас она защищала сына.
Она поднялась со скамейки и пошла к троице.
При виде приближающейся женщины собеседники прервали разговор. Обернулись к Елене. Как оборачивается стадо гиен, когда посторонний прерывает пир у трупа. Милиционер был туп и грузен, один из курьеров (она называла их для себя по-газетному, курьерами) — просто громила со скошенным подбородком и симметрично скошенным черепом. Третий был куда значительнее, может, даже привлекателен, если бы не рыжие глаза. Злые глаза. Тигриные глаза. А остальное из плохого американского фильма — выправка, плечи, обтянутые футболкой, чтобы окружающие бабы могли полюбоваться мышцами, узкие бедра, обтянутые джинсами. Наверное, голубой, подумала Елена.
— Ты чего? — спросил мент.
— У меня там лежит мальчик, — сказала Елена. Она не хотела ничего говорить, даже подходить к ним, разумеется, не хотела. Но все происходило помимо ее желания. Нервы разыгрались.
— Ну и лежит, — сказал мент.
— Он наркоман, — сказала Елена. — И я знаю, что туда приносят наркотики. И если вы с этим связаны, то должны понять, насколько это бесчеловечно.
— И что? — спросил милиционер. — Что?
— Я надеюсь, что вы к этому не причастны. Но если это не так…
— Гражданка, шли бы вы отсюда, — сказал милиционер.
— Психованная, — сказал Скошенный подбородок.
— В конце концов, должна же быть на вас управа, — сказала Елена. — Не может быть, чтобы вас не запретили.
Тигриный глаз чуть сощурился. Был он опасен. Но не рычал и кинуться не собирался. Пока.
Елена почувствовала свою беззащитность. Никого близко, будешь кричать — никто не обратит внимания. Теперь многие кричат вслух.
Мент присвистнул и пошел прочь, размахивая дубинкой.
— Что здесь происходит? — Николай окликнул издали, почуяв неладное.
Елена кинула на него взгляд, а когда обернулась вновь к тигроглазому бандиту, тот уже уходил. Он шел впереди, спина у него была прямая, как у балетного мальчика, Скошенный подбородок ковылял сзади, он был так широк, что скрывал товарища.
— Что они говорили? — спросил Николай. — Ты зачем к ним подошла? Или они к тебе подошли?
— Ничего, ничего, я уже забыла, — сказала Елена. И в самом деле уже забыла. — Что с Борей, ты его видел?
— Я его видел, — ответил Николай. — Пошли, сядем на скамеечку.
У него была манера давать предметам уменьшительные названия.
— Тебе постричься надо. — Елена не выдержала долгой паузы.
— Не понравился мне Боречка, похудел, понимаешь, — сказал Николай. — Но в целом держится. Ослаб, конечно, но держится.
— Когда его выпустят?
— Пока не сказали.
— Но что о перспективах?
— Подлечат. Сначала подлечат, а потом сдадут тебе. Тогда придется нелегко.
— Ты знаешь, что в отделение проникают наркотики?
— Не может быть!
— Разве твои знакомые врачи не знают?
— Знают, — проговорился Николай.
— Я вот с ними сейчас разговаривала.
— Нет, там был милиционер, я видел.
— Кто-то должен передавать.
Николай дернул себя за тугой локон.
— По крайней мере, — сказал он, — будут получше ухаживать. Получше… что бы они мне ни обещали, я понимаю: у них нет возможностей лечить Борю отдельно от других. Ну какие, скажи, у них возможности?
— А что с лекарствами?
— Я спишусь кое с кем. Спишусь. Завтра же.
