Шарль прекрасно понимал, что если кто-то всерьез желает порвать отношения, то вряд ли будет названивать: скорее всего он вообще не позвонит. Сейчас Шарль был абсолютно уверен, что Пия никуда от него не денется.
Шарль закрыл глаза, ветер приятно обдувал лицо. Он ощущал гармоничное единение со всем миром: ночь сменял пурпурно-серый рассвет, воздух был напоен ожиданием бури. События прошедшей ночи остались далеко позади, уверял он себя. Пия по-прежнему с ним. А что касается того разговора, который он невольно подслушал, – так что с того? Луиза Вандермеер, как и бесчисленное множество других юных девушек, наверняка испытывает вполне понятный страх перед замужеством, которое должно перевернуть всю ее жизнь. Впрочем, Шарль вынужден был признать, что Луиза слишком большое значение придает внешности. Но ведь она молода и, будучи очаровательным созданием, высоко ценит свою красоту. Что же тут удивительного? Она совсем не знает жизни, и это простительно в ее возрасте. Конечно, Луиза чересчур легкомысленна, но ведь это всего лишь легкий флирт, которому она сама решительно положила конец.
Да, он все забыл и простил. В том, что произошло, нет ее вины: она страшится встречи с ним, и этот страх погнал ее ночью на палубу флиртовать с пустоголовым офицером. Вот если бы Луиза увидела его, тогда…
Что ж, в его внешности нет ничего отталкивающего, заверил себя Шарль, а прекрасные манеры и обаяние делают его достаточно привлекательным. У него множество друзей и знакомых. И, не без гордости заметил он, среди его многочисленных любовниц были самые красивые и утонченные дамы Лазурного берега. Более того, он блестяще образован, преуспел в делах. Любая женщина была бы счастлива стать его женой – это могли бы подтвердить десятки известных ему дам в Провансе, из тех, что ценят деньги и роскошь.
Так почему, мысленно негодовал он, его торговля драгоценной амброй должна зависеть от женитьбы на легкомысленной девчонке, кичащейся собственной красотой? Из страха перед неизвестностью она готова вообразить невесть что, хотя действительность, может статься, вовсе не так ужасна.
Черт бы побрал всех этих юных вертихвосток – они только и знают, что наряжаться и прихорашиваться, и при этом наивны и смешны в своем незнании жизни. Они ему никогда не нравились. Он не мог позволить себе терять на них время, ибо требовалось немалое знание жизни, чтобы по достоинству оценить его выдающиеся качества.
Тут его оскорбленное самолюбие взяло верх, и он вернулся в гостиную.
– И что хуже всего, – произнес он вслух, остановившись у рояля (играть он не умел; рояль был поставлен тут на случай, если ему вздумается устраивать вечеринки), – эта капризная и избалованная девчонка шляется по темным закоулкам корабля, строит из себя святую невинность, а сама только о том и думает, как бы завлечь кого-нибудь в свои сети.
Все худшие опасения Шарля моментально выплыли наружу: он вдруг понял, что если бы Луизе Вандермеер не подвернулся тупоголовый лейтенант, она наверняка продолжила бы эксперимент. Она нашла бы еще кого-нибудь, чья внешность отвечала бы ее банальным представлениям о совершенстве.
Она собирается оставить Шарля в дураках, это ясно, как Божий день.
«Ты слишком торопишься с выводами, – твердил он себе, – ты оскорбляешь ее своими подозрениями. Ты должен подавить обиду, которую она нанесла твоему самолюбию».
Чуть прихрамывая, он решительно пересек комнату по ковру мимо горящего камина, муарового дивана и стульев, картины Джона Сингера Сарджента, обогнул огромный стол рядом с роялем и направился к стене с застекленными французскими дверями, две из которых вели в спальню. Пройдя в спальню, он остановился рядом с огромной кроватью из орехового дерева с пологом и принялся рыться в аптечке, стоявшей на прикроватном столике. Он искал там эмульсию из рыбьего жира и солода – эту смесь можно было проглотить только с добавлением эфира и перечной мяты. Иногда это средство помогало ему против болей в колене, иногда – нет. Сейчас нога болела ужасно.
Он принял эликсир, потом выпил еще одно средство, хотя ни одно из лекарств не гарантировало немедленного эффекта. Затем Шарль отыскал свою трость и похромал обратно через гостиную в холл. Там он опустился в кресло, закинул ногу на ногу и развернул на коленях записную книжку.
