Луиза метнула на него быстрый взгляд.
– Счетоводство? – Он мог с тем же успехом спросить у нее: «Хочешь ли ты целые дни дышать пылью?» Шарль нахмурился.
– Что ж, даже если это тебе и не совсем по вкусу, то ты по крайней мере займешь свое время, а заодно поможешь мне.
– Ах вот что, – сказала она. Какое облегчение. Она ничего не хотела для себя. – Я помогу тебе, Шарль, если тебе требуется моя помощь. А ты можешь привезти свои книги сюда?
– Нет, не могу.
Луиза сменила тему разговора, указав рукой вдаль:
– Вон там, видишь? Что там находится?
Он сначала не понял, что она имеет в виду.
– Море, – недоумевая, ответил он.
– Нет, на другом берегу.
Он неуклюже обернулся к ней. Догадавшись, что она имеет в виду Северную Африку, Шарль перечислил страны:
– Марокко, Алжир, Тунис, Триполи, Египет. Черный континент. – Он вздохнул.
Шарль сразу понял, о чем – то есть о ком – идет речь, хотя она и не спросила открыто. Араб Шарль. Для него это более опасный соперник, чем все смазливые молодые люди, вместе взятые. Здесь, в Ницце, Луиза каждое утро выходила на берег моря и стояла там по нескольку часов, вглядываясь вдаль.
– Мне пришлось довольно долго жить в Тунисе, – сказал он. – Это было ужасно. Полно народу, грязно. Опасно, – добавил он. – Скопление безумных фанатиков.
Она уловила в его голосе горечь. Это ее заинтересовало. Луиза покосилась на него, и ее взгляд невольно остановился на его лице, точнее на шраме, пересекавшем слепой глаз. Она потянулась к нему, словно затем, чтобы коснуться его щеки, но, не коснувшись, убрала руку.
– Это случилось в Тунисе? У тебя в спальне в Грассе на стене висит турецкая сабля, а это похоже на порез. – Она снова хотела потрогать его шрам, но не решилась.
Шарль снова почувствовал неловкость и покачал головой.
– Да, это резаная рана, но ее сделал доктор. Мой глаз слеп от рождения. У моей матери были тяжелые роды. Говорят, я не желал появляться на свет, как положено. Доктор был вынужден воспользоваться инструментом, который спас жизнь мне и моей матери, но поранил мне глаз. Затем последовало заражение, с которым едва удалось справиться.
Луиза ничего не сказала на это, лишь спросила:
– Рана тебя беспокоит? Тебе больно?
– Нет. – Поскольку они взялись обсуждать его изъяны, Шарль добавил: – А вот колено иногда болит. Та сабля – напоминание о времени, проведенном в Тунисе, и принадлежала она арабу, который рассек мне колено.
Луиза повернулась к нему, облокотившись о перила ограды.
– Но почему? Почему на тебя напали?
– Я был тогда зеленым неопытным юнцом и служил у генерала в должности адъютанта. Местные жители ненавидели французов. Франция подчинила себе их страну. И вот однажды, когда я выходил из экипажа, ко мне бросился арабский фанатик. Он, видите ли, решил, что Аллах желает моей смерти. К счастью, негодяй ошибался. Аллах лишь желал, чтобы фанатик раздробил мне колено ударом сабли, а сам умер через два дня от ран, которые я ему нанес. Если на меня нападают, я не даю спуску.
– О Господи. Мне так жаль, – промолвила Луиза, – что тебе пришлось пройти через это. Но я рада, что ты выжил.
– Я тоже.
– Ты, наверное, теперь ненавидишь арабов.
Он пожал плечами.
– О, арабы, мавры, французы, – он усмехнулся, – и даже американцы. Люди везде люди – и хорошие, и плохие. – Он вздохнул и снова повернулся к ней. – Но вряд ли где-нибудь найдется уголок красивее. – Шарль устремил взгляд вдаль, поверх вершин крутых утесов, а Луиза продолжала смотреть на море.
Так прошло некоторое время – вокруг них слышался гул голосов, гости прохаживались по террасе. Внезапно Луиза спросила:
– А как насчет преподавателя?
– Преподавателя?
– Мне не очень нравится возиться с колонками цифр, но у меня неплохие познания в высшей математике. Что, если нам нанять учителя химии?
– Химии?
– Если ты хочешь, чтобы я поехала с тобой, я бы, пожалуй, согласилась при условии, что ты позволишь мне исследовать твои новые духи.
– Исследовать?
– Ну да, разложить аромат на составляющие, понять, из чего он состоит, и исследовать его. Этот запах… он пробуждает во мне какие-то особые чувства. – Луиза посмотрела на него с надеждой и улыбнулась. – Но ведь это лишь химические вещества и больше ничего, правда?
