Касс вздохнул.
– Мне пора.
Ему за меня неудобно. Или он занят. Может, собрался на концерт или в клуб. Он отлично танцует – уверенно, но без лишней серьезности. Все девицы в клубе будут пялиться на него, и мысли о нем разгорячат их до предела.
У Касса тренькнул телефон, он извинился, мол, надо прочесть сообщение, а потом снова сказал, что ему пора бежать.
Меня так и подмывало спросить, кто ему пишет, но не хотелось, чтобы он подумал, будто я его преследую, и я задала вопрос о единственной девушке, которую знала по имени:
– Как там Керис?
– Норм.
– Она уже к тебе приезжала?
– Нет еще.
Его ответ внушил мне надежду, что этого никогда и не случится. Трудно поддерживать отношения на расстоянии в сотни миль. В сто девяносто восемь миль, если быть точной. Мы-то с Кассом одна семья, и я его точно увижу. А девушки приходят и уходят.
Керис оглядела мою серую школьную юбку, носки, синюю рубашку и черные туфли на плоской подошве.
– Я тобой восхищаюсь, – призналась она. – Такое безразличие к чужому мнению – настоящий талант.
Я сидела по-турецки на ковре в комнате Керис – она устроилась на подоконнике. В старших классах форму уже не носят, так что Керис была в коротком джинсовом платье. Когда Керис подносила ко рту вейп, из-под платья высовывалась белая кружевная бретелька лифчика.
– О чем ты? – не поняла я. – Разумеется, мне не безразлично чужое мнение.
– Правда, что ли? А так не скажешь. – Она выпустила струйку сладковатого дыма. – Такое ощущение, будто тебе плевать на всех и вся.
– Я не хотела портить им праздник. Это получилось случайно.
Керис кивнула. Мы замолчали. Я заявилась к ней прямо из школы: идти домой было невмоготу, а больше мне ничего в голову не пришло. Последние дни выдались кошмарными, поэтому мне хотелось пообщаться с кем-то, кто знает, как я живу, девушка Касса идеально подходила на эту роль. Еще хотелось с кем-нибудь посоветоваться насчет отчима, а Керис одна из самых популярных девчонок в школе.
Она удивилась, увидев меня на пороге. У нее даже вытянулось лицо. Но я ей сказала, что проходила мимо, решила ненадолго заглянуть, и Керис пригласила меня в дом.
– Что бы ты сделала, – начала я, – если бы какой-нибудь пьяный урод принялся тебя лапать?
– Ушла бы, – Керис подмигнула мне, – или пожаловалась папе.
Такие, как Керис, живут совсем другой жизнью. Если бы я могла, проснувшись поутру, превратиться на сутки в кого-нибудь, я бы выбрала ее. Чмокнула бы любящего отца на прощанье и пошла бы себе в школу, попутно обсуждая планы с подружками в групповом чате. А в школе сдала бы учителям идеальные домашние задания и думала: «До чего приятно знать, что вся будущая жизнь окажется легкой и радостной!»
Керис затянулась вейпом. На первый взгляд кажется, будто ей вообще на все плевать. Но Касс говорил, что она очень целеустремленная и нервничает по любому поводу: наверное, вейп помогает ей успокоиться. Я еще ни разу не пробовала курить. Не хочу умереть, не успев стать счастливой.
– Мне раньше всегда казалось, что ты меня осуждаешь, – призналась Керис. – Ну, когда мы с Кассом только начали встречаться. Я думала, ты терпеть меня не можешь. Ты порой очень пристально смотришь.
– Разве?
– В этом нет ничего плохого. Вот сейчас ты тоже на меня уставилась, и ничего. Меня это уже не пугает.
– Я тебя пугала?
– Раньше да. Не обижайся. Тот, кто смотрит в упор, обычно наблюдателен и серьезен.
Не знаю, правду ли она сказала или соврала. С Керис никогда не поймешь. У нее самая очаровательная фальшивая улыбка, которую я только видела. Наверное, это помогло ей добиться популярности. Керис убрала вейп в сумку.
– Ну а теперь рассказывай, – сказала она. – Касс мне все равно рассказал бы, но сперва я хочу выслушать твою точку зрения.
Разве у нас с Кассом разные точки зрения? Я прикусила кончик локона, гадая, рассказать ли Керис о том, что наутро после вечеринки Джон не просто объявил, мол, с этого дня я под домашним арестом, но и составил список, наверху которого крупными буквами было написано: НЕПРОСТИТЕЛЬНО. Он имел в виду, что годами он это прощал, но больше терпеть не намерен. И ниже написал: «