Закончив свой монолог, он подчеркнуто посмотрел на свои часы.
- Опять опаздывают,- сказал он.
На его реплику никто не откликнулся.
- Ты говорила со слугами, Вай? С каждым днем они подают обед все позже.
- Да, дорогой,- сказала его жена, Вайолет Рэттери, которая была полинявшей, безвольной, жалкой в своей готовности всем услужить копией Лены.
- Гм,- пробурчал Джордж.- Кажется, они не очень-то обращают на тебя внимания. Придется, видно, мне самому с ними поговорить.
- Пожалуйста, дорогой, не делай этого,- взволнованно сказала его жена и покраснела, застенчиво улыбнувшись.- Не то они заявят об уходе.
Она поймала мой взгляд и снова болезненно вспыхнула.
Разумеется, она осмеливалась только на робкую просьбу. Но Джордж принадлежит к тому типу людей, чье хамство разворачивается во всю мощь, когда его окружают покорность и смирение. На самом деле это какой-то анахронизм: столь толстокожий, черствый и грубый характер был уместен в первобытный период развития человечества (а также во времена Елизаветы: из него мог получиться отважный капитан или надсмотрщик над рабами), но в цивилизованном обществе, где нет применения таким свойствам характера, за исключением войн, его грубая сила ограничивается третированием собственных домочадцев и становится только все более жестокой, не встречая сопротивления.
Поразительно, насколько ненависть обостряет умственное зрение. Мне казалось, что я уже знаю о Джордже больше, чем о людях, которых знал на протяжении многих лет. Я вежливо поглядывал на него и думал: "Вот человек, убивший Марти, который задавил его на своей машине, не оставив ему шанса выжить, человек, который положил конец жизни, стоящей десятка таких, как он сам, убил единственное дорогое для меня существо. Но ничего, Марти: его время тоже придет, и довольно скоро".
За ужином меня посадили рядом с Вайолет Рэттери, по левую руку от меня сидела старая миссис Рэттери, напротив - Лена. Я заметил, как Джордж несколько раз перевел взгляд с Лены на меня и обратно: очевидно, пытался оценить наши отношения. Я бы не назвал его ревнивцем, он слишком уверен в своей привлекательности, чтобы представить, что женщина может предпочесть ему другого, но он был явно озадачен тем, что понадобилось Лене от такого чудака, как Феликс Лейн. Он обращался с ней бесцеремонно и по-свойски, как будто был ее старшим братом.
"Джордж пытался ухаживать за мной",- сказала в тот вечер у меня на квартире Лена. Возможно, это только часть правды: слишком уж бесцеремонно он с ней обходился. В какой-то момент он сказал:
- Я вижу, Лена, тебя тоже соблазнили эти кудряшки, как у пуделя?- Он нагнулся и взъерошил ее волосы, с вызовом глядя на меня, и сказал: - Ох уж эти женщины, они настоящие рабы моды, не так ли, Лейн? Если какой-нибудь модельер-гомик из Парижа скажет, что последний крик моды - это лысая голова, они тут же все обреются наголо, верно?
Сидевшая слева от меня старая миссис Рэттери, от которой в равной степени несло нафталином и суровым осуждением, сказала:
- В дни моей юности волосы женщин считались огромным достоинством. Я рада, что прошла мода на эти короткие стрижки под мальчика, принятая в Итоне.
- Вы защищаете молодое поколение, мама? Куда же тогда катится мир?сказал Джордж.
- Думаю, молодое поколение в состоянии само защитить себя, во всяком случае некоторые его представители.- Миссис Рэттери смотрела прямо перед собой, но у меня создалось впечатление, что последняя часть ее замечания относилась к Вайолет, а также что она находила брак Джорджа неудачным, поскольку он взял себе в жены девушку более низкого происхождения - что вполне соответствовало истинному положению вещей,- и относилась к Вайолет и Лене со снисходительной терпимостью великосветской дамы. Словом, ее не назовешь милой старой леди.
После обеда женщины (как называл их Джордж) оставили нас с ним выпить портвейна. Было ясно, что он чувствовал себя неловко, не зная, как вести себя со мной, и прибегнул к обычному в этих случаях способу, начав с анекдота.
- Слышали этот про женщину из Йоркшира и органиста?- спросил он и доверительно придвинулся ко мне со своим стулом.
