Снова заговорил Константин, упреждая то, что могли бы сказать ездовые.
— Вас четверо, а я один, — подчеркнул он, обращаясь к сознанию нападавших. — Я предлагаю драться с каждым из вас поодиночке, начиная с этого бочонка сала, что стоит передо мной.
От этой колкости парень по имени Трофим покраснел, но все еще медлил, будучи неуверен в том, что другие последуют его примеру. Наконец, сообразив, что они ждут от него первого шага, Трофим приступил к действиям: правая рука юркнула к ремню и тут же взметнулась вверх, сжимая рукоятку ножа. Нет, не кинжала — просто короткого лезвия с деревянной ручкой, каким мясники срезают постное мясо с хребта Забитой коровы или свиньи. Но против невооруженного юноши этот ножичек был, что ни говори, опасным оружием.
Теперь уж второй путник стал пришпоривать лошадь, но задолго до того, как он смог вмешаться, Константин, Действуя стремительно и безжалостно, сам позаботился о том, чтобы отвести от себя угрозу. Когда всадник увидел, что юноша вполне способен постоять за себя, он сдержал лошадь, впрочем ни на секунду не спуская с него глаз и готовый действовать, если бы кто-то из этой четверки вздумал напасть.
Видя сверкающее на солнце лезвие, Константин сделал к Трофиму два быстрых шага, одновременно стягивая с плеча связку со свитками. Он старался держаться на безопасном расстоянии от ножа, но задумавший напасть на него был так поражен быстротой, с которой намеченная им жертва вдруг стала охотником, что не успел пустить в ход оружие.
Наподобие того, как варвары размахивают железными шарами на цепях, усеянными острыми шипами, — оружием для рукопашной схватки под названием маттиа, — он взмахнул связкой тяжелых свитков, и от удара, угодившего Трофиму в запястье, ножик отлетел в сторону. Развивая свое преимущество, Константин выставил плечо и всею тяжестью тела врезался в противника, отчего тот завертелся и рухнул наземь.
— Кто следующий? — насмешливо осведомился Константин, пока, воя от боли, Трофим по-крабьи полз на четвереньках к отворенной двери мясной лавки, принадлежавшей его отцу.
— Ну а ты, Сиск, — адресовался он к мальчишке, который насмехался над его родством с императором Клавдием Готиком, — ты-то как оказался в такой компании? Ведь я считал тебя своим другом.
— Трофим говорил, что мы только посмеемся над тобой, — промямлил тот, — Мы не знали, что он с ножиком.
Константин наклонился, чтобы подобрать нож, и в этот момент, держа в руке здоровенный резак для разделки туш, из лавки выбежал ее владелец — тучный, с двойным подбородком и раздувшимися от гнева щеками, лавочник.
— А, попался с поличным! — заорал он. — Я тебе покажу, как кидаться на людей с ножами!
Прежде чем Константин смог ему возразить, один из наблюдателей, тот, что был пониже ростом, дал шпоры коню и выхватил длинный кинжал, какие нередко носят путники для защиты от воров.
— А ну-ка брось резак! — потребовал конный и, поскольку мясник не захотел тотчас повиноваться, кольнул его кинжалом в жирную шею, отчего тот, взвыв от боли и ярости, сразу же выпустил нож из рук.
— Этот негодяй напал на моего сына, господин, — ревел лавочник. — Взгляните, что у него в руке. Видите?
— Это нож твоего сына, и именно он напал первым, — спокойно возразил второй всадник. Константин обернулся, чтобы поблагодарить своего защитника, и глаза его так и засияли от счастья.
— Вранье! Вранье! — брызжа слюной, надрывался лавочник. — Глядите, у него в руке…
— Ты смеешь говорить, что цезарь Констанций лжет? — Мужчина с кинжалом снова наградил мясника уколом в шею.
— Це…? — Лавочник вытаращился на второго всадника, колени его вдруг подогнулись, тело обмякло, и он тяжело опустился на землю. — Но, благородный…
— Передай ему нож, Флавий, — все так же спокойно обратился Констанций к сыну, — И тот длинный резак тоже.
Константин поднял резак и отдал разделочные ножи мяснику, пальцы которого так дрожали, что ему едва удавалось удержать оба лезвия в руках.
— И чьи же инициалы вырезаны на рукоятках? — строго спросил Констанций у лавочника.
Бледный от страха, тот вгляделся в инициалы и снова побагровел от гнева.
