Кого Константин никак не понимал, так это фанатиков. Ведь Аммиан в тот день без труда мог бы избежать казни на площади. Да и в последующие месяцы он видел многих других, которые сознательно выбирали смерть, отчаянно сопротивляясь указам. Воспитанный как воин и будучи в высшей степени практичным человеком, он находил трудным для своего понимания то, что ему казалось ненужным самопожертвованием.
Затем однажды в Дрепануме, когда он играл в саду с Криспом (этот прекрасный крепыш обещал во всем быть таким же ловким пареньком, каким и он сам был в Наиссе), он поднял глаза и увидел рядом с собой высокую фигуру священника-философа Феогнида из Никеи, который когда-то совершил над ним с Минервиной простой обряд их бракосочетания. Он сразу же поднялся, приветствуя Феогнида римским пожатием, а протестующего Криспа унесли ужинать, пообещав ему, что отец снова поиграет с ним перед сном.
— Рад видеть тебя целым и невредимым, — очень тепло сказал Константин.
— Чего не скажешь о других, — грустно усмехнувшись, признался священник. — Меня называют изменником веры.
— Вот как?
— Я сдал Священное Писание, как того требовал император, и принес подобие жертвы Юпитеру. Военный начальник района, где находится Никея, мой старый друг — служили вместе в армии. Так что большего он от меня и не требовал.
— Не опасно ли тебе являться сюда? Командующий этим районом — близкий друг цезаря Галерия; он докладывает ему обо всем, что здесь происходит.
— Я тут не задержусь. Твой дядя Марий и центурион Даций просили меня поговорить с тобой. Они тоже товарищи из моего солдатского прошлого и знают, что мы друзья.
— Они, разумеется, не хотят, чтобы вы обратили меня в свою веру?
— Скорее наоборот, — заверил его Феогнид. — Много раз с тех пор, как Господь наш вознесся, христианам ничего не оставалось делать, как скрываться. Сейчас как раз и наступило такое время.
— Но, похоже, многие из ваших добровольно идут на мучения. Я знаю наместников, которые пытались убедить их воздержаться от осуждения императора и Рима, но это ничего не дало.
— Увы, мы всего лишь люди и чаще руководствуемся эмоциями, чем разумом, — признался Феогнид, — Сам Христос велел нам отдавать цезарю — цезарево, а Богу — Богово. Он никогда не проявлял непокорности по отношению к светским властям, хотя священники того времени стремились выставить его в ином свете, чтобы им легче было погубить Иисуса, когда он угрожал их власти над простым народом. И апостол Павел ясно требовал от нас послушания властям.
— Я слышал проповедь, касающуюся его учения в Антиохии; я тогда сопровождал императрицу Приску и госпожу Валерию в одну их ваших церквей. Но я мало что из нее запомнил, кроме того, что касалось оружия.
— Всеоружия Божьего?
— Да, именно так.
— Это отрывок из послания Павла церкви в Эфесе, написанное им, когда он пребывал в заточении. Его там чуть не убили: серебряных дел мастера объединились против него, потому что многие, кто слушал его проповеди, перестали поклоняться Артемиде и покупать их изделия с ее изображением.
— Некоторые утверждают, что мы, римляне, преследуем христиан только для того, чтобы присвоить их собственность.
— В этом обвинении есть много правды, это так, — подтвердил Феогнид, — Ты вот спросил, почему некоторые из нас словно бы ищут смерти, а другие, как я, компрометируют свои принципы, чтобы остаться в живых.
— Я не осуждаю тебя, — возразил Константин.
— Вряд ли меня можно осудить строже, чем я сам уже себя осудил. Будучи одновременно и философом, и священником, я все же, наверное, — и многие так считают — больше философ, чем священник. Если жестко понимать нашу веру, то она учит так: верующие в Господа Иисуса Христа как нашего Спасителя сразу же после смерти попадают на небеса, где пребывают с Богом Отцом.
— Минервина в это верила. Мать говорила мне, что, окрестив ее, вы дали ей смелость спокойно встретить смерть. За это я всегда вам благодарен.
— Она была чудесное дитя, и как больно осознавать, что ее жизнь оборвалась так рано. Но она подарила тебе крепкого сына, значит, смерть ее стала не напрасной. Надеюсь, за это ты никогда ее не забудешь.