После зрелища резни, виденного им на пути отступления армии Галерия, гладиаторские игры Антиохии вызывали у Константина мало восторга. Круглая арена в центре стадиона была окружена металлической оградой для защиты зрителей во время боя или охоты на диких зверей, нередко входящей в состав таких зрелищ. От арены вверх, разбегались ярусы зрительских скамей; первые пятнадцать рядов были окружены стенами, и в них вели специальные коридоры, с тем чтобы занимающая их знать и высокопоставленные гражданские и военные лица, проходя на свои места, не смешивались с чернью.
Прямо у арены специально для императора и его окружения стояло несколько троноподобных кресел. Проводил их на эти места распорядитель, который финансировал и ставил представления. Появление императрицы и жены цезаря Галерия вызвало интерес и даже аплодисменты зрителей, которые, впрочем, быстро потонули в выкриках разносчиков, продающих подслащенные напитки, печенье, засахаренные фрукты, небольшие мехи с винами и подушечки для жестких каменных скамей.
В середине второй половины дня игры окончились, но императрица Приска с дочерью не пожелали вернуться во дворец. Вместо этого они проследовали в старую часть города, находящуюся на некотором расстоянии от центра, с его великолепными общественными сооружениями. Перед зданием, расположенным на запущенной улице недалеко от реки, нубийцы по приказу императрицы остановились и опустили кресла-носилки на землю.
— В этом районе нет торговых лавок, госпожа, — возразил Константин, когда Приска и Валерия ступили на мощеную улицу.
— Здесь живет епископ Антиохии, и его прихожане собираются в этом доме, — объяснила Приска.
— Христиане!
— Я не буду просить, чтобы ты вошел туда вместе с нами, трибун. Мы с дочерью будем там в полной безопасности.
— Мне нельзя вас оставлять, — твердо сказал Константин. — У меня приказ охранять вас постоянно.
Здание представляло собой переоборудованное жилое помещение. Стены, разделяющие несколько комнат, снесли, и получился довольно просторный зал для собраний, очень похожий на тот, что Константин видел в Зуре на Евфрате. Не удивило его и то, что он увидел на стенах: множество тех же самых картин, изображающих человека, которому христиане поклонялись в облике пастуха, сеятеля, а в сцене, похоже типичной для всех такого рода картин, — как восстающему из гроба.
Навстречу императрице и ее дочери вышел почтенный мужчина с длинной бородой, в одеянии священнослужителя и в каком-то высоком головном уборе, которого прежде Константин еще никогда не видел. Служба уже началась, и зал почти наполнился людьми, сидящими на скамьях и слушающими молодого священника, стоявшего за кафедрой на возвышении в дальнем конце зала. Перед ним был развернут небольшой свиток, с которого он читал увлеченной публике. Слушатели оказались так поглощены его словами, что даже не шелохнулись, когда вновь прибывшие вместе с Константином устраивались на одной из задних скамей.
Константин вдруг с изумлением понял, что уже знает говорящего, он видел его в Кесарии что-то около года назад. Это был Евсевий Памфил.
— «Наконец, братия мои, укрепитесь Господом и могуществом силы Его, — читал священник, — Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских. Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных.
Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолевши, устоять. Итак, станьте, препоясавши чресла ваши истиной, и облекшись в броню праведности, и обувши ноги в готовность благовествовать мир. А паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого. И шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть слово Божие; всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и со всяким постоянством и молением о всех святых старайтесь о себе самом и о мне, дабы мне дано было слово — устами моими открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования, для которого я исполняю предназначение в узах, дабы смело проповедовал, как мне должно».
