Вернувшись в Александрию, в конце недолгого похода по усмирению Бусириса и Копта, Константин обнаружил еще одно письмо от матери. Написанное вслед за первым, оповещавшим его о рождении сына, всего лишь с недельной разницей, оно содержало печальную новость о том, что Минервина, никогда не отличавшаяся особо крепким здоровьем, не пережила последствий деторождения и через несколько дней после появления на свет ребенка заболела родовой горячкой. Письмо прибыло почти месяц назад и пролежало в Александрии, дожидаясь его возвращения из военного похода вверх по Нилу.
Константин не видел Минервину целых десять месяцев, и это несколько смягчило потрясение, испытанное им при известии о ее смерти. Теперь он помнил только, что это была хрупкая светловолосая девушка, тихая и скромная. Ее черты уже как-то расплылись в его памяти. А что до ребенка от собственных его чресел, Константин не мог себе даже представить, как тот выглядит. Но он не сомневался, что Елена позаботится о Криспе, как о своем собственном сыне.
Едва Константин дочитал до конца письмо от Елены, как его вызвали к императору. Он даже не успел снять с себя пропыленную от долгого пути одежду и окунуться в долгожданную ванну, но Константин хорошо знал, что императора лучше не заставлять ждать. Диоклетиан, облаченный в форму, расхаживал крупными шагами взад и вперед по зданию, в котором он устроил свой штаб, и выражение лица его было злым и раздраженным.
— Как твое задание? — резко спросил он, опередив Константина.
— Ваш приказ выполнен, доминус. Бусирис и Копт сровняли с землей.
— Теперь, может, эти проклятые египтяне как следует подумают перед тем, как снова решиться не платить Риму налогов, — Диоклетиан удовлетворенно хмыкнул и осмотрел Константина с головы до ног. — Я вижу, ты не терял времени, чтобы явиться на мой вызов.
— В послании говорилось, что вы хотите видеть меня немедленно.
— Отлично! Рад видеть человека, беспрекословно подчиняющегося моим приказам. — Лицо императора смягчилось. — Моего слуха коснулась новость, что недавно ты пережил семейную драму.
— У меня в Дрепануме в родах умерла жена. Письмо ждало здесь, когда я вернулся.
— А что ребенок?
— Мать пишет, что он крепок и здоров.
— Каким и должен быть, ведь в его жилах течет кровь Клавдия Готика и Констанция Хлора, не говоря уж о твоей. Тебе нужно вернуться в Дрепанум?
— Нет, доминус. Мать позаботится о ребенке.
— Прекрасно! Скоро ли ты сможешь выступить в Дамаск и на персидскую границу с кавалерией в пятьсот всадников?
Этот вопрос не явился для Константина неожиданностью: за несколько лет тесных отношений с Диоклетианом он приучил себя к тому, что готов услышать нечто в этом роде и немедленно дать ответ.
— Как только будут готовы войска, доминус. Что-то не в порядке в Дамаске?
— Волнения на всей границе по Евфрату! Нарсех выдворил из Армении царя Тиридата!
Константину не потребовалось дальнейших разъяснений, чтобы понять гнев Диоклетиана. Уже много веков одна из самых неспокойных границ Римской империи проходила по реке Евфрат, где персидские цари готовы были воспользоваться любым осложнением, требующим присутствия римских легионов где-то еще. Когда Юлий Цезарь более чем три века назад проводил свои блестящие кампании в Галлии, Красс, получивший после консульства наместничество в Сирии, стремился поскорее разделаться с персами, чтобы умалить быстро растущую популярность Цезаря. Выступив из Сирии на восток, он нанес им удар в Каррах, но превосходство персидской кавалерии заставило его отступить. Когда Красс отходил, сохраняя боевой порядок, враги заманили его на военный совет и предательски убили, после чего его армия, оказавшись без вожака, была почти полностью уничтожена на равнинах в окрестностях Карр, что явилось одним из самых унизительных для Рима поражений.
