Чудо пылающего креста - страница 161

Шрифт
Интервал

стр.

Эта перемена в нем совершалась постепенно, разумеется, но Константин уж и сам публично это признал, когда два года спустя после того, как он поднял знамя Христа и пошел победной войной на Рим, писал в письме, адресованном Собору в Арелате:

«Непостижимая доброта нашего Бога запрещает человечеству продолжать брести в темноте. Я осознал эту истину, видя не только много примеров вокруг себя, но и основываясь на своем собственном опыте. В моей собственной жизни случались деяния, лишенные праведности, и, кажется, не видел я скрытой у себя в груди никакой божественной силы. Но Всемогущий Бог, смотрящий с высокой башни небес, удостоил меня того, что я не заслужил. В истине прожитое — это то благо, которое он в своем божественном великодушии даровал мне, своему слуге».

Глава 29

1

С падением Византия отпала необходимость присутствия галльской армии на Востоке, поэтому Крисп и Даций приготовились отправиться домой, где Кроку приходилось порой с трудом сдерживать германские племена. Галльские солдаты предлагали сухопутный маршрут, но молодой цезарь и его седой советник, который, несмотря на то что ему уже перевалило за семьдесят, похоже, еще вряд ли ощущал тяготы своего возраста, сели на быстроходную галеру.

Вначале к ним присоединился Константин. Он проплыл с ними лишь короткий отрезок пути до Дрепанума. Когда галера скользнула по залитым солнцем водам залива, память унесла его к тому дню, когда они с Марием задержались на мысу недалеко от Никомедии, с которого открывалось узкое пространство воды, и он следил за точно таким же судном, плывущим вверх по заливу по направлению к причалу.

— Давно это было. — Даций выразил вслух невысказанную мысль Константина, что за все эти годы их близости частенько случалось и с тем и с другим. Правда, в последнее время их стало разделять нечто большее, нежели просто долгий путь из Галлии, ибо Даций не поддерживал христианства. Более того, он не раз прямо говорил ему, что христианские епископы оказывают слишком большое влияние на него в чисто политических вопросах, — и в результате между ними наступило некоторое отчуждение. Не сомневался Константин и в том, что в основном из-за Дация Крисп не принял его веры, ибо всецело подпал под обаяние личности старого военачальника, точно так же, как и Константин когда-то в своей юности.

— Действительно, давно, — согласился Константин. — И впереди еще долгий путь. Перед тем как я уехал, Эвмений уже создал в Галлии устойчивое правление. А здесь, на Востоке, я должен теперь попытаться ликвидировать преступления Дайи и Лициния.

— Не завидую тебе, — посочувствовал Даций. — Особенно теперь, когда в Александрии епископы снова сцепились между собой.

Константин пренебрег его колким замечанием, хотя знал, что он имеет в виду. До него доходили слухи о назревающем в Александрии новом религиозном конфликте, но в данную минуту он предпочел выбросить это из головы: галера подходила к Дрепануму, он скоро увидит мать, и это наполняло его сердце радостью. Город немного изменился — это Константин увидел, когда они сходили с галеры и шли по берегу. У дома, где прошло детство Криспа, они приостановились. Константин и Крисп не предупреждали о своем приезде, но Елена увидела их из сада и бросилась к ним, чтобы поскорее заключить Криспа в свои объятия.

Еще раз, как иногда случалось во время недавней войны, когда солдаты превозносили красивого молодого цезаря Галлии за его блестящие победы, Константин почувствовал укол ревности к собственному сыну. Но он решительно прогнал эту мысль и пошел обнять свою мать, напомнив себе, что она растила Криспа с младенческих лет до его отъезда в Треверы и военного обучения в Галлии и парень, естественно, будет ей казаться больше сыном, чем он сам.

— Надеюсь, во время войны вас не беспокоили? — спросил Константин Елену, когда они входили в дом.

— Кому нужно беспокоить старуху? — Видя ее снова после стольких лет разлуки, он подумал, что, как и Даций, она не имеет возраста: хотя годы и прибавили немного морщин на ее лице, она все еще оставалась красивой.

— Ты можешь быть правителем мира, Флавий, — Константин не сразу даже понял, что обращаются к нему, ведь его так давно не называли по имени, — но твое величайшее достижение в том, что ты произвел на свет этого молодца.


стр.

Похожие книги