— Ей что, нужен кто-нибудь поважней, чем август Галлии, Британии и Испании? — настойчиво допрашивал он.
— В глазах ее семейства ты только цезарь, а вовсе не август, — напомнил ему Даций. — Максимиан и Максенций предпочитают держать тебя в меньшем звании, но у госпожи Фаусты другие планы — и решимости ей хватит, ты знаешь.
Да, Константин это знал прекрасно.
— Может, расскажешь мне все по порядку, — предложил он.
— Когда я узнал, что галера, на которой я находился, везет товары для Рима, я приказал хозяину судна идти сначала туда, — начал рассказывать Даций. — К счастью, ты произвел меня в главнокомандующие, поэтому он не посмел отказаться.
Константин, несмотря на злость и разочарование, смог-таки улыбнуться.
— В Риме я узнал несколько интересных вещей, — продолжал Даций. — Север, похоже, боится приезжать в Италию. Хоть его и поставили августом, он все еще торчит на границе возле Аквилеи.
— Почему?
— Он же марионетка Галерия. Очевидно, оба они боятся удлинять те веревочки, которые позволяют ему плясать.
— Разве он не знает, что это только на руку Максенцию и Максимиану?
— Если и не знает, — ухмыльнулся Даций, — то уж мы точно не скажем ему об этом — мы себе не враги.
— Продолжай, — настаивал Константин.
— Галерий отменил свободу от обложения налогами граждан города Рима, которой те всегда пользовались.
— Да это же должно вызвать настоящий переворот, — заметил Эвмений.
— Скорее это будет похоже на извержение Везувия, — сухо сказал Даций, — Рим настолько разъярен, что если бы мог, то вышел бы из состава империи. Но у Максенция и Максимиана есть другие идеи. Они вскоре провозгласят себя августами-соправителями и двинутся на север с преторианцами и легионами Южной Италии, чтобы захватить альпийские провинции между Рейном и Дунаем.
— Тогда они окажутся у меня на восточной границе! — воскликнул Константин.
— И придется им договариваться с тобой, — напомнил ему Даций. — Иначе они будут зажаты между твоими армиями и Галерия.
— И ты это все узнал, пробыв так недолго в Риме? — удивился Константин.
— Признаюсь, что весь этот план мне стал ясен насквозь только тогда, когда я приехал в Неаполь и госпожа Фауста сообщила мне, что ее отец и Максенций объединяются, чтобы провернуть это дело, — признался Даций. — По ее мнению, если ты будешь играть правильно, то выйдешь победителем — и с титулом августа.
— И, полагаю, она отказывается выйти за меня до тех пор, пока меня официально не провозгласят императором.
— Нет, — сказал Даций. — Она думает так: если ты подождешь, тогда и то и другое преподнесут тебе — это ее собственные слова — «на золоченом блюде».
— Вот это будет царица! — вскричал Крок. — Как та, что была на Востоке, как ее там…
— Зенобия, — подсказал Константин. — Но не забывай, чем кончилось ее царствование: ее заковали в цепи.
— Насколько мне помнится, в золотые, — вставил Эвмений, — И после она долго жила в Риме в полном почете. Даже стала женой сенатора.
— Ну, хватит об этом! — Константину все еще трудно было сдерживать свой гнев в отношении Фаусты, — Что ты там узнал о Галерии?
— Когда Севера назначили августом Италии и Африки, Дайя потребовал для себя равного звания, — продолжал Даций, — Галерий, очевидно, отговорил его от этого, уверяя, что Север не будет иметь никакой власти на Востоке — только на территории, управляемой раньше твоим отцом.
— Но не в Галлии! — Крок быстро перевел взгляд на Константина, — Ты ведь не позволишь этого.
— А галльские легионы и вспомогательные войска, склонятся они покорно перед Севером? — спросил его Константин.
— Какое там склонятся, — конечно, нет.
— Вот ты и ответил на свой вопрос. Ты сам нарек меня августом, и я не намерен отрекаться от этого титула. И неважно, признает ли это остальная империя или нет.