Неужели трудно было проехать чуть подальше или свернуть в незатронутую ядом зону дюн? Что для этих людей дороже: пара литров лесной малины или собственное здоровье? Какими вырастут дети, с малолетства привыкшие пренебрегать запретами? Может быть, в таком нигилизме воспитывался и Ярайс Вайвар, и вот к чему это привело. Но ведь рядом с ним росла Аспа, к которой Силинь сейчас мчался, отодвинув в сторону все остальные служебные задания. Трудно сказать, взялся бы он за эту тяжелую обязанность, если бы его не влекло так к этой девушке… До сих пор Силинь лишь изредка вспоминал о существовании прекрасного пола — когда хотелось развлечься, повеселее провести свободное время. На этот раз в конце пути его ожидали отчаяние и слезы, но сознание, что там он увидит Аспу, заставляло его с нетерпением считать километровые столбы.
Дом Вайваров стоит на берегу озера — вот и все, что знал Силинь. Аспа рассказывала ему о кормовом цехе, о насосной станции с очистным устройством и о месте, с каскадом каналов, где разводили форель, — и в его представлении горожанина возникала картина целого комбината. Поэтому он едва не проскочил мимо кучки строений на склоне холма, под которым чернело укрывшееся в тени озеро. Еще не совсем стемнело, и в доме не было света, но тут можно было хоть расспросить о дороге.
Калитку Силинь отворил не без опаски: цепная собака давно бы уже подала голос, но куда опаснее кривоногие дворняги, подстерегающие за углом и неожиданно вцепляющиеся в икры. Одновременно с калиткой распахнулась дверь дома, и на пороге появилась женщина.
— Увидела, как ты подъехал, — сказала Аспа; он не сразу узнал ее голос, охрипший от волнения. — Что случилось? Ярайс клялся, что ту женщину и пальцем не тронул.
— Он не явился в милицию. — Силинь стиснул ее руку, словно желая поддержать ее. — Будь сильной, Аспа.
— Что он сделал? — произнесла она шепотом, чтобы не разбудить родителей, но в глазах ее стоял отчаянный крик.
— Решил сам задержать преступника, и поплатился за это жизнью. — Силинь чувствовал, что нужны другие, сердечные слова, но не нашел их. Только добавил, чтобы не оставить места для несбыточных надежд:
— Твоего брата больше нет, Аспа.
Слова эти упали в тишину, не вызвав ни малейшего отклика, никакого движения. Казалось, девушка их не услышала — так неподвижно стояла она в черном дверном проеме. Не заплакала, не запричитала, не закрыла лицо руками. Даже не прислонилась к притолоке. И все же малейшего дуновения достало бы, чтобы опрокинуть ее — такой хрупкой и уязвимой казалась она сейчас в синем тренировочном костюме.
— Не приглашаю войти. Лучше, если я сама скажу им, — выдохнула она наконец. — Пройдемся к озеру, мне надо знать всю правду… Спасибо, не надо, — отказалась она от протянутой Силинем руки. — Я покажу дорогу.
Она ничего не вымолвила и тогда, когда Силинь рассказал все, что знал, о последних шагах ее брата. Не так уж много. Но заслуживало внимания, что ни один из Янисов не пытался свалить на Ярайса главную вину в эпизоде с машиной; оба утверждали, что он пошел с ними просто за компанию, а вовсе не ради прибыли… Так, конечно, было для них выгодней, иначе пришлось бы отвечать за вовлечение несовершеннолетнего в преступление; но об этом Силинь умолчал. Он рассказал еще, что умер Ярайс без страданий, пуля задела аорту. Хотел добавить, что в кармане парня нашли билет на электрички от Булдури до Риги, так что скорее всего тот день он провел в Юрмале, нашли также изрядную сумму денег, — однако, этого Силинь говорить не стал. Подобные детали могли заинтересовать работника милиции, но никак не сестру, которая, наверное, все еще не могла осмыслить вести о внезапной и бессмысленной гибели брата.
Аспа до сих пор никогда не думала о смерти. Когда умерла бабушка, она сочла это избавлением для нее, потому что — сколько же мог мучиться парализованный, прикованный к постели человек? Выстраданный покой; и полная пустота — такая, наверное, какую чувствовала она в себе, утратив способность воспринимать происходящее или размышлять над ним. Но почему все же доходили до ее сознания слова Силиня, почему слышала она негромкий плеск воды, тихие хлопки поднявшихся к поверхности рыб, почему замечала, как колышутся на волнах поплавки, поддерживавшие мосток? Нет, жизнь не остановилась, и в этой жизни у Аспы по–прежнему были свои обязанности.
