Вслед за тем лучи фонариков справа и слева скрестились, и я увидел на земле тело женщины.
Она была совершенно нагой, лишь лицо накрывала скомканная тряпка, испускавшая явный запах эфира.
— Доктор! — позвал Силинь.
Розенберг уже склонился над Лигитой, отбросил «наркозную маску» и припал ртом к ее губам.
— Дышит — значит, выживет, — выпрямившись, проговорил он и тут же развил бурную деятельность. — Карлуша, бегом в машину за одеялами или пальто! Скажи Анджу, пусть попробует подъехать… Силинь, дайте фонарь и займитесь своим делом, мне поможет Байба.
— Сколько она тут пролежала? — спросил Силинь.
— Примерно час. Предостаточно, чтобы схватить воспаление легких: земля сырая. — Сейчас Розенберга интересовало только здоровье Гулбис.
Я неохотно оторвал взгляд от лица женщины, чьи черты показались мне странно знакомыми. Не сразу я сообразил, что выражением лица она напоминала мне мадонн старых мастеров — то же примирение с уготованным судьбой испытанием и одновременно та самая непобедимость, что превращает минутную слабость в необоримую силу. Последним, что я заметил, были ее разметанные льняные волосы.
— Есть признаки борьбы? — повернулся я к Силиню, который закурил, снова забыв предложить сигарету мне.
— Проклятое телевидение! Два месяца назад показали фильм, в котором жертву усыпляют эфиром, и вот пожалуйста! — Его слова утонули в приступе кашля.
— Зато есть строгое указание, чтобы на голубом экране никто больше не смел курить, — сказал Стипран, извлекая из кармана пачку «Элиты». — Скоро, наверное, начнем вырезать и из заграничных лент.
В своих попытках бросить курить я находился сейчас в той традиционной фазе, когда человек уже не покупает курево, но постоянно «стреляет» его у других.
— Почему мы бездействуем? — нервно спросил я.
— А что вы предложили бы? — с иронией поинтересовался Силинь и тут же сам себе ответил: — Свою задачу мы выполнили: Лигита Гулбис найдена.
— Ну, а если серьезно?
Кончик сигареты Силиня дважды ярко вспыхнул. Это могло означать, что он интенсивно размышляет.
— Прошел час. Пока свяжемся с центром и оцепим район, пройдет самое малое еще столько же. За это время до Риги можно и пешком дойти. Собака, на беду, молодая, неопытная. Будет чихать и сторониться запаха эфира, но след не возьмет. Сами мы с нашими фонариками в этой тьме Ничего не отыщем. Так что лучше всего обождать, пока она не придет в сознание, и только тогда действовать.
Подошел врач. Без пиджака, подстеленного им под Гулбис, доктор походил на ремесленника, закончившего дневную норму. Это впечатление подкреплялось и его довольным тоном:
— Ее не били, не душили и не насиловали. Только раздели и бросили. Через полчасика очнется. На всякий случай я впрыснул ей сердечный коктейль и лобелин для стимуляции дыхания. Как только окажемся в тепле, посмотрим пообстоятельнее.
— Может быть преступника вспугнули? — предположил Силинь.
— Разобраться в этом — ваше дело, — пожал плечами Розенберг.
Приближались торопливые шаги. Правой рукой Лапинь прижимал к боку свернутые брезентовые носилки, в левой держал небольшой предмет.
— Смотри, начальник! — сказал он, переводя дыхание. — Это Мухтар унюхал в кустах. Молодец! Скажешь, нет?
То был женский кошелек, какие в Тбилиси продают в киосках по шесть рублей за штуку. Из искусственной кожи, с фотографией кинозвезды под целлофаном. На сей раз на нас взирало цветное изображение Гунара Цилинского. В отделении для бумажных денег находилось шестьдесят семь рублей, железнодорожный сезонный билет и служебное удостоверение звукооператора Гулбис.
— Молодчина! — похвалил Силинь, имея в виду скорее всего не собаку, а Лигиту. — Заметила преследователя и постаралась сберечь хотя бы деньги.
— Не лучше ли все же добровольно отдать бандитам кошелек? — усомнился Стипран.
— Попробуйте сделать это, когда вас усыпляют без предупреждения… Ну, за дело, товарищи. Гулбис надо отвезти домой и еще до рассвета вернуться, иначе люди пойдут на поезд и затопчут все следы. Куда девался Андж?
— Едет!
Действительно, в промежутках между деревьями, стоявшими, словно живая изгородь, засветились желтые галогенные глаза микроавтобуса. Скрылись, снова возникли, затем фары высветили четкую дорожку просеки, ведшей к шоссе. И внезапно сноп света наткнулся на что–то большое, черневшее в паре десятков шагов от нас.
