– Кого мне поблагодарить за оказанную честь? – с издевкой спросила девица и, демонстрируя перед нами свою грудь, обтянутую блузкой с рекламными надписями, подошла к инспектору. Хозяйка квартиры.
Почему мы в целях маскировки не повязали нарукавные ленты дружинников? Дружинников такие типы не очень–то боятся, если они вообще чего–нибудь боятся. Дружинники для них – мелочь.
Когда группа преступников вместе – это какая–никакая, но сила, угрожающий кулак, хотя каждый держится как бы сам по себе. А разрозненная – ничего страшного собой не представляет: от каждого несет будничной скукой. Только один из них мне не понравился. Он был там самый старший и разодет как павлин: рубашка с жабо и брошью, золотые кольца, а в лице и в движениях мягкая собранность, как у рыси, – не угадаешь, в какой момент и в какую сторону он прыгнет, выпустив когти.
– Почему вы мешаете людям отдыхать? Всю ночь от вас, говорят, не было покоя… Да я и сам вижу…
Тон участкового инспектора вполне соответствует ситуации: к нему, как к должностному лицу, поступило столько жалоб, что он вынужден наконец вмешаться. И он явился сюда, хотя охотнее послал бы собравшихся вместе с жалобщиками к черту – у него и так дел предостаточно.
– Мы не будем так больше, генерал! – Изящные, белые, как мел, пальцы забегали по жабо и броши.
– И вообще, что это за кутеж? Где вы работаете? – инспектор напал на рядом стоявшего светловолосого парнишку с покрасневшими глазами.
– Я работаю в Илзенском лесничестве.
– Документы!
– Извините нас, – вмешалась хозяйка. – Это все мои друзья. У меня вчера были именины. Мы почти и не танцевали, – она недоуменно пожала плечами, но тут из задней комнаты раздался плач ребенка, и она ушла к нему. Через дверь слышалось, как она успокаивала малыша, приговаривая что–то.
– Я не ношу с собой документы, – зло бросил блондинчик, глянув на жабо, как будто ждал от него указаний.
– Интересно, однако, – едет из деревни в Ригу и не берет с собой паспорт!
Двое из сидевших за столом встали одновременно и протиснулись мимо стола к двери.
– Спустимся за документами, – пояснили они. – Мы живем здесь же, в доме с улицы.
Они беспрепятственно вышли в коридор, взяли с вешалки свои куртки. Демонстративно – никакие возражения их не остановят.
– Только быстро обратно: у меня времени немного, – крикнул им вслед инспектор.
– Конечно, дядя! Мы мигом! – с нескрываемой издевкой раздалось в ответ. Уже с лестницы.
Теперь наши силы почти сравнялись, но угроза схватки осталась – ушедшим достаточно было устроить внизу шум или что–нибудь выкрикнуть.
Я был почти уверен, что револьвер у щеголя, хотя одет он был в прилегающий пиджак и такой «J. B. Rouge Fils a Liege» выпирал бы в кармане. Дело, конечно, совсем не в названии фирмы – скорее всего револьвер этой фирмы вообще был единственным в Латвии, в Прибалтике, может даже, во всем Советском Союзе, потому что сработан был еще до революции, а коррозия, как известно, за такой большой срок может съесть даже огромный кусок металла. Дело в системе оружия. Такой револьвер – их носили при себе городовые и лесники, обходя леса, – весил около килограмма, он большой и неуклюжий, как чайник. Куда такой денешь? Заткнуть за пояс?
Я не заметил никаких жестов–намеков, но они вдруг встали разом, все четверо.
– Пошли, генерал! В милиции нас ждут! – Щеголь, смеясь, похлопал инспектора по плечу, и тот от неожиданности растерялся. Тем самым он выпустил из рук вожжи, и распорядителем сразу стал главарь, обвешанный кольцами. – У нас тоже нет при себе никаких бумаг, поехали в милицию, там по своим каналам сможете проверить, кто есть кто. Пошли, нечего вшей искать, нам еще надо вернуться и допить водку.
Я было хотел вмешаться, но решил: не стоит – этот нахал аккуратненько сам себе роет яму.
Каждый из них схватил с вешалки верхнюю одежду, и, держа ее в руках, все во главе с Иваром вышли на лестницу. Шествие замыкал участковый инспектор, а мне было дано задание пригласить к выходу хозяйку квартиры.
Воспользовавшись этим, заглянул в ванную комнату, совмещенную с туалетом.
Нет, никого не было.
Подошел к задней комнате. Картина – женщина с ребенком – поразила меня своей красотой. И еще поразило то, что во второй комнате я не увидел беспорядка.