Он проволок Розу по всей горнице и вытолкнул ее через открытую дверь на наружную галерею.
– Выметайся отсюда, приблудная тварь! – снова взревел он. – И прихвати с собой своего знатного дружка!
Пожалуй, это было довольно глупо… Но я не могла сдержаться. Когда он повернулся ко мне, я глянула ему в глаза:
– Ну и подлюга же ты!
– Какого черта…
– Ты и вправду такой жалкий? Ты и вправду такой трус?
Он выпустил косу Розы, и вид у него был такой, будто он лишился дара речи, но я высказала еще не все.
– Ты настоящий мужчина, да? Такой огромный и сильный, что смеешь бить маленьких девочек! Господин, хозяин в доме! Да, такой уж ты хозяин!.. Рассказать тебе, чего ты больше всего боишься? Рассказать? Ты смертельно боишься, что на самом деле мы смеемся над тобой. И знаешь что? Так оно, может, и есть. Ты, во всяком случае, другого не стоишь!
Он напоминал быка, внезапно получившего удар в лоб. Я не спускала с него взгляда, пока он сам не опустил голову. Он тяжело дышал, ловил ртом воздух и наверняка едва не расплакался. Не говоря ни слова, он проскочил мимо Розы, трясясь, как в лихорадке, сбежал вниз во двор, и его шаги эхом отозвались на лесенке.
Роза и ее мать, вытаращив глаза, смотрели на меня так, словно у меня внезапно выросли три головы.
– Как это тебе удалось? – прошептала Роза. – Почему он не ударил тебя?
– Чуточку совести у него, ясное дело, все же есть, – сухо ответила я. – Но нельзя быть уверенным в том, что этого хватит надолго. Возьми все, что тебе нужно, из сундука, и пойдем дальше. Времени у меня в обрез!
Роза отправилась со мной не только, чтобы показать дорогу к дому Вдовы, но и чтобы забрать свою юбку. А может, ей не хотелось оказаться в доме, когда снова вернется Аун. Она дала мне платок повязать волосы, и мы пошли, неся вдвоем бельевую корзину, принадлежавшую ее матери… Всего-навсего две девочки, что вынесли из дома выстиранное белье. Через некоторое время я заметила, что Роза слегка всхлипывает.
– Что стряслось? Тебе больно? Ведь Аун так жестоко ударил ее.
– Нет!
– Ладно, но тогда что…
– Ничего… Снова всхлип.
Я опустила свой конец корзины вниз, так что она вынуждена была остановиться.
– Роза…
– Фу! Прекрати… – сердито прошипела она. – Я хорошо знаю, что ты думаешь о нас. Обо мне. И о моей матери. Но мне все равно, понимаешь? Все равно! – В голосе ее слышались слезы.
– Роза…
– Ну и что, коли я приблудная? Это ведь не по моей вине! Да, пожалуй, приблудным не возбраняется жить здесь…
– Я ни слова не говорила…
– Нет, да тебе и вообще не требуется что-то говорить. Это и так по тебе видать. Ты ни разу не захотела взглянуть на меня с тех пор… с тех пор, как Аун сказал это слово.
– Ну…
Я не смотрела ей в глаза и до этого, и после того, как Аун начал выставлять себя хозяином в доме. Но она это заметила только теперь.
– Роза… моя мама вообще не замужем…
– Да? Тогда просто не знаю, чем ты так чванишься, неужто гордишься всей этой грязью?
– Вовсе я не чванюсь и не важничаю… да и не горжусь тоже.
– Тогда почему ты не желаешь взглянуть на меня?
Я слегка закрыла глаза. Мне пришлась по душе Роза. Она своенравная, упрямая, но она была честна. Она никогда бы никого не обвела вокруг пальца, как Силла, и никогда не повернулась бы к подруге спиной, как Сасия с постоялого двора… У Розы было достаточно мужества, чтобы сказать в лицо своему старшему брату: пусть он сам чистит свои сапоги. В глубине души я было чуточку размечталась. Все будет прекрасно, мы спасем мою маму и разоблачим Дракана, а Роза и я станем друзьями на всю жизнь…
И эти мечты вдребезги разбились. Потому что Роза, само собой, была права. Нельзя быть друзьями, коли не можешь смотреть в глаза друг другу.
Я, быстро оглядевшись по сторонам, втянула ее вместе с корзиной в простенок меж двух домов. А потом, медленно подняв взгляд, посмотрела прямо на нее:
– У моей матери трое детей, и она никогда не была замужем. Не так уж часто пробуждающие совесть выходят замуж.
Роза уставилась на меня. Щеки ее опухли и побагровели от пощечин Ауна, а в зеленых глазах застыли слезы, но более всего – удивление.
– Пробуждающая Совесть…
