Феличе Бальзамо старалась взглянуть на маленькое существо, лежавшее около нея на широкой купеческой кровати, и говорила мужу:
— Смотри, Пьетро, какіе блистающіе глаза у малютки, какой умъ написанъ у него на лобикѣ!.. Навѣрное, онъ будетъ если не кардиналомъ, то, во всякомъ случаѣ, полковникомъ!..
По правдѣ сказать, ничего особеннаго нѳ было въ большеголовомъ мальчуганѣ, корчившемъ свои распеленутыя ножки; нельзя даже было сказать, на кого ребенокъ похожъ, на отца или на похудѣвшую Феличе. Тѣмъ не менѣе, синьоръ Бальзамо, на минуту оторвавшись отъ большои расходной книги и засунувъ перо за ухо, повернулся къ кровати и, не подходя къ ней, отвѣтилъ:
— Вѣроятнѣе всего онъ будетъ честнымъ купцомъ, какъ его отецъ и дѣдъ. Можетъ-быть, впрочемъ, онъ будетъ адвокатомъ; это теперь выгодное занятіе.
Будущій адвокатъ залился горькимъ плачемъ, можетъ-быть, отъ судьбы, которую ему предсказывали родители, или отъ солнца, которое какъ-разъ на него бросаю іюньскій квадратъ. Бабка Софонизба быстро поднялась отъ столика, гдѣ она пила кофей около очага, передвинула ребенка въ тѣнь, закрыла его одѣ яльпемъ и, тихо шлепнувъ для окончанія, подняла очки на лобъ и промолвила:
— Браки и должностивъ небѣ рѣшаются. Никто не знаетъ, кто кѣмъ будетъ. Вотъ если онъ сдѣлается графомъ или чудотворцемъ, то я удивлюсь и скажу, что онъ — молодецъ.
Феличе, закрывъ глаза, тихонько хлопала рукою по голубому одѣялу, улыбаясь и словно мечтая, что будетъ съ маленькимъ Беппо, недавно окрещеннымъ въ Палермскомъ соборѣ.
Лѣтній жаръ уже сломился, и Пьетро Бальзамо отправился въ прохладную лавку; ушла и повивальная бабка Софонизба, а Феличе все лежала, стараясь скосить глаза, чтобы увидѣть Іосифа, который уже тихо таращилъ свои большіе каріе глазки. ДѢйствительно, не можетъ быть у купца такихъ глазъ, такихъ странныхъ бугровъ на лбу, такой печати (конечно, печати) необыкновенности на всей большой головѣ.