– Убирайся, или я прикажу схватить тебя и высечь кнутом.
– Скоггин, конечно, уйдет. Но за долгие годы Скоггин заметил, что тот, кого он считает дурным человеком, всегда плохо заканчивает. Мы встретимся снова при совсем других обстоятельствах, и то, что было наверху, окажется внизу, а низшее станет высшим. – И с этим предсказанием самопровозглашенный шут направляется восвояси. Но вдруг, обернувшись, произносит, указывая на Энтони: – Никто не знает наверняка, служит он Богу или дьяволу.
Глядя вслед уходящему Скоггину, Энтони задумывается: шутил тот или нет?
Будучи воскрешен из мертвых, Энтони не видит здесь повода для смеха. Он провожает взглядом проклятого нищего попрошайку и возвращается к спору:
– Я услышал тебя, но из головы не выходит, что всего три недели назад ты был счастлив следовать за человеком, которого сейчас обличаешь как клятвопреступника и недоумка. Ты учил не щадить врагов, а теперь называешь их соратниками. Или ты забыл, что йоркисты уничтожили наших друзей? Ты стал слугой тех, кто убил Нортумберленда, Уэллса и Троллопа – наших боевых товарищей. Твои слова умны, но это не значит, что они правильны. При желании ты легко нашел бы аргументы в пользу Генриха и против Эдуарда. И если снова вспыхнет война, возможно, ты так и поступишь. Разумеется, ты умнее и всегда можешь сокрушить меня словами, но не заставишь поверить тебе.
– Может, сядешь? У меня шея затекла глядеть на тебя снизу вверх. Этот век едва начался, когда я родился, а теперь я уже старик. И слишком стар, чтобы бежать во Францию или, того хуже, искать убежища в пустынных лесах Шотландии. В юности я служил во Франции с герцогом Саффолком и с Ричардом Йоркским. Они оба лишились головы, а я все еще здесь, сижу на солнышке и готов служить королевству. Если ты не выкажешь почтения новому государю, тебя тоже казнят, а меня заставят смотреть на эту казнь. Никому не пожелаю видеть смерть своего ребенка. И еще одно: если ты сбежишь к Ланкастеру, во всем обвинят меня и отрубят мне голову. Ты прав, я умнее тебя, и поэтому, а еще потому, что я твой отец, и потому, что благоразумие требует проявить сыновнее послушание, я надеюсь, что ты прислушаешься к моим словам и помиришься с Эдуардом.
И тогда Энтони валится на землю и устраивается рядом с отцом под боярышником.
– Ты молод, и скоро наступит лето, – мягко замечает отец. – И теперь нам надо воссоединить тебя с твоей женой.
Почтение королю Эдуарду выказано, и Энтони дает обещание присутствовать на коронации, которая скоро состоится в Лондоне. Сейчас он покидает Йорк, направляясь на юг в Донкастер, а оттуда – в Линкольн и затем в Норфолк. Владения Скейлзов разбросаны вокруг епископского города Линн. Графство и тамошние поместья Скейлзов разбогатели на торговле шерстью. Когда водятся денежки, женская красота сияет ярче. Так случилось и с Элизабет де Скейлз, единственной дочерью и наследницей лорда Томаса Скейлза, вдовой Генри Буршье, а теперь женой Энтони. Когда Энтони уезжал из поместья Миддлтон ко двору герцога Сомерсета перед той судьбоносной битвой, Элизабет, или Бет, все еще одевалась в черное в знак глубокого траура по Буршье и не пустила Энтони в постель.
«Слишком мало времени прошло, – говорила она тогда. – Я должна скорбеть и молиться, чтобы его душа упокоилась с миром».
Обильные весенние ливни делают путешествие на юг трудным и болезненным. К счастью, конь Энтони, быстроногий скакун по кличке Черный Саладин, идет ровно, не спотыкаясь. Путь лежит через разоренные земли. Повсюду встречаются заброшенные подворья и остывшие очаги. Леса снова наползают на земли, где царили около полувека назад. Когда-то в Англии жило больше людей. Но потом пришла чума, а за ней последовали кровопускания в битве при Сент-Олбансе, затем были Блор-Хит, Ладфорд, Нортгемптон, Уэйкфилд, Мортимерс-Кросс и Вербное воскресенье. Когда это проклятие падет с королевства? Возможно, эти сражения – прелюдия к концу света.
Не исключено, что неспокойное время закончилось и в жизни Энтони не будет больше битв. Но его отца воспитали и сделали циником прошлые бедствия. Помимо всего, отец никак не может забыть унижение, пережитое им в Кале в начале года. Советник Генриха послал графа Риверса в Сэндвич, где ему предстояло заняться мобилизацией флота в помощь герцогу Сомерсету, выступавшему против повстанцев в Кале, которыми командовали Уорик и Эдвард Марч, сын и наследник Йорка. Но не успел граф Риверс проделать основную часть работы, как один йоркский капитан предпринял неожиданную атаку на Сэндвич и не только потопил несколько ланкастерских кораблей, но и взял в плен графа Риверса с Энтони и вывез их в Кале. Там они предстали перед Эдвардом Марчем и графом Уориком. Когда отец заявил протест, Уорик велел ему заткнуться, прибавив, что «сыну простого сквайра негоже так разговаривать с лордами королевской крови» и что «Риверс – мошенник, который по рождению не был благородным и пробился только через женитьбу». Все это происходило на глазах Энтони: Уорик бранил его отца, словно нашкодившего школяра. И хотя Вудвиллов вскоре отпустили, поскольку тогда Уорик и Йорк еще изображали верность королю Генриху, нанесенное оскорбление жгло разум Риверса.
