— Я должна что-то сказать. Я должна что-то сделать! Нет, мы должны что-то сделать, разве не так?
Я киваю. Может, так принято говорить, чтобы разрыв выглядел не только ее решением.
Тесс продолжает:
— Просто скажи ей… Я не знаю. Скажи, что я о ней думаю, наверное.
Кому сказать? Мне? Она говорит обо мне в третьем лице? Так ей легче меня бросить?
Тесс наклоняется меня поцеловать. От неожиданности я отшатываюсь, прежде чем наши губы успевают соприкоснуться. Кто целует девушку перед тем, как бросить?
— Мне надо идти, — говорю я, поворачиваясь к выходу. — Меня ждут за нашим столиком.
Тесс следует за мной, и сочувствие на ее лице сменяется гневом:
— Ты будешь сидеть с ними?
Я пожимаю плечами:
— Я всегда с ними сижу.
— Но я думала, что сегодня… — Она качает головой: — Поверить не могу!
На ее лице такое отвращение, что я застываю на полпути.
— Чему поверить?
— Ты же не на его стороне, правда?
— О чем ты говоришь? — спрашиваю я в полном недоумении.
— Все понятно. — Тесс скрещивает руки на груди. — Ты решила так все обставить, типа презумпция невиновности, ее слово против его, нет никаких доказательств… Как будто она сама по себе не доказательство! Как ты можешь с ней так поступить?
— С кем поступить и как? — Я засовываю руки в карманы еще глубже. Я хочу, чтобы этот разговор закончился. Я хочу наружу, за наш столик, где болтают парни. Они такие шумные, что никто не услышит, как у меня бьется сердце.
— Говорят, это продолжалось довольно долго, — выплевывает Тесс. — Знаешь, будь ты хорошей подругой, заметила бы давным-давно. Наверняка были звоночки!
Все в коридоре остановились и уставились на нас. На меня. Это не паранойя, как говорит доктор Крейтер. Я не накручиваю, все действительно смотрят.
— Мне надо идти, — выдавливаю я. Мой голос звучит совсем тихо. Неуверенно.
— Я как будто тебя совсем не знаю, — качает головой Тесс. — Все кончено.
Боже, боже, поверить не могу, что это действительно происходит. Сейчас. Посреди школы. На глазах у всех. Ни в одном из катастрофических сценариев, которые клубились у меня в голове, я не воображала такого кошмара.
— И ты ничего мне не скажешь? — спрашивает Тесс. Она не знает, чего мне стоит стиснуть зубы, чтобы они не клацали.
Так что я так и стою молча, пока Тесс разворачивается и уходит.
* * *
Пульс так участился, что напоминает не биение, а скорее непрекращающийся рев.
«Считай от ста до одного», — говорю я себе. Это посоветовала доктор Крейтер. Еще она предлагала зажимать в кулаке кубик льда, чтобы имитировать дискомфорт от пореза, или маркером разрисовать место, которое я хочу разрезать, или разорвать лист бумаги на мелкие клочки, или съесть что-нибудь кислое. Но из всего этого я пробовала только считать, потому что это проще всего.
Я вдавливаю пальцы глубоко в карманы джинсов. Сквозь ткань чувствую, как ногти вонзаются в кожу. Я резала только верхнюю часть бедра, где никто не увидит. Когда мы с Тесс были вместе, я раздевалась в темноте и немедленно ныряла под одеяло, чтобы она не заметила шрамы.
Но теперь об этом можно не переживать.
Я должна пойти к медсестре, если почувствую желание резаться, — таков был уговор. Но медсестра позвонит маме, мама позвонит доктору Крейтер, доктор Крейтер назначит внеочередной сеанс. Она снова поднимет вопрос лекарств, групповой терапии. Папа будет разочарован, что я не смогла выполнить свою часть сделки. Я подведу его, как тогда, в прошлом полугодии, когда получила восемьдесят девять баллов за тест по физике (восемьдесят девять баллов — граница между пятеркой с минусом и четверкой с плюсом. Те, кто получает четверки с плюсом, не попадают в Стэнфорд).
Я бегу через парковку к своей машине. Кое-как открываю дверь и захлопываю ее за собой.
Мои дрожащие руки сами тянутся к бардачку. Я чувствую себя так же, как чувствовала (или чувствую — уже в настоящем времени?) всегда перед тем, как начать резать: как будто я парю над своим телом, не управляя им, наблюдаю за происходящим. Доктор Крейтер называет это трансом.
Раньше я на всякий случай хранила в бардачке запасное лезвие, но выкинула его, потому что родители попросили меня выкинуть все, чем я резалась, и я пообещала. Таков был уговор.