А вот блевать ни разу не приятно. На днях я зашла в онлайн-группу поддержки лечащихся от булимии. Не знаю, что я хотела найти: советы, чтобы перестать, или поддержку, чтобы блевать было легче и проще. Я чувствовала себя самозванкой, просто прокручивая сайт. Так вот к чему я: некоторые писали о том, как им не хватает блевания. Именно физического акта. Они описывали это почти что фетишистскими — можно так сказать? — образами: ощущение пальцев во рту, ощущение того, как зубы упираются в костяшки, ощущение удовлетворения, когда пища начинает подниматься вверх по пищеводу, успокаивающий запах рвоты.
Я подумала: вы что, издеваетесь? Вы представить себе не можете, как бы мне хотелось, чтобы у меня не было необходимости блевать. Как бы мне хотелось просто морить себя голодом и не париться. Или повернуть время вспять и стать одной из тех, кто не толстеет, сколько бы ни ела, потому что, по-моему, одна из величайших несправедливостей жизни — то, что некоторые девушки могут есть, что хотят, и отлично выглядеть обнаженными, а все остальные — не могут.
Разве не об этом мечтает каждая девушка — и, скорее всего, каждый парень? То есть я знаю, по-хорошему нам должно быть все равно, знаю, что главное — заниматься спортом и просто иметь здоровое тело, но серьезно: это одна из тех вещей, насчет которых все должны притворяться, например, делать вид, что не знаешь, какая ты хорошенькая. Что, если подумать, полнейший бред, ты ведь сама никакого отношения не имеешь к тому, как выглядишь, это вопрос удачи, вопрос генетики, вопрос времени. В конце концов, девушки, которые сейчас считаются непривлекательными, в девятнадцатом веке могли считаться королевами красоты.
Так вот. Я иногда блюю. Недостаточно, чтобы серьезно сказать, что у меня булимия. Говорю же, самозванка.
Я сегодня чуть не упустила шанс проблеваться, потому что мама решила после ужина поговорить о том, что творится в школе. Оказывается, уже все родители в курсе. Я сидела молча: если отвечу, разговор затянется, а еды с каждой секундой переваривалось все больше, а значит, получится выблевать меньше.
В конце концов я поставила точку, встав из-за стола со словами:
— Майк Паркер просто мерзавец. Он всех нас провел, но нет никакого смысла как-то в этом разбираться. Только мерзавец может бить свою девушку.
И ушла, не высказывая вытекающую мысль, а именно: «Никакая уважающая себя девушка не останется с тем, кто ее бьет». Пофиг, сколько раз он извиняется и обещает больше так не делать, сколько раз говорит, что любит тебя. Пусть я каждый вечер провожу по тридцать (двадцать, пятнадцать, пять — каждый раз по-разному) минут в объятиях моего фаянсового друга и не то чтобы эксперт в вопросах самоуважения, но это знаю даже я.
Есть некоторые плюсы в том, что мои родители прошли через такой тяжелый развод. Один из них — то, что они предпочитают друг с другом не разговаривать. Посредником обычно служу я.
«Скажи маме…»
«Скажи папе…»
«Когда приедешь в следующий раз…»
«Твои оценки за последний месяц…»
Честно говоря, обычно я не считаю это плюсом. Но теперь, когда мне выгодно, чтобы мама знала, а папа нет, я благодарна этой их вражде.
Если папа узнает про Майка, может спросить, почему я не пошла в полицию. Я буквально слышу его голос: «С преступлением должен разбираться не директор».
Вообще, в кино драки в кафе, в спортзале, на парковке всегда разнимает директор. А в следующей сцене оба парня сидят на скамье у него в кабинете, один с разбитым носом, другой с фингалом. Выходит, для директоров это обычное дело.
Хотя, может быть, директор вмешивается потому, что все происходит на территории школы. Тогда это не тот случай. Майк никогда не бил меня в школе.
И обычно в таких ситуациях дерутся оба — ну, кто-то один начал, второй дал сдачи, — но я никогда не сопротивлялась. Может, стоило, но какой смысл? Майк выше меня на голову. Он спортсмен. Он может обхватить пальцами мой локоть, как тугим браслетом.
К тому же в кино речь обычно идет о двух парнях. Иногда о девушках, но я никогда не видела, чтобы дрались парень с девушкой. Ну, если фильм не про супергероев или шпионов.
