Они продолжали рыскать, но не встретили ни таинственных полуночных сфер нечистого газа, привязанных загадочными восточными узлами к вонзенным в черную землю кинжалам, ни одержимых контролеров, замысливших жестокие кары. Каллиопа возле билетной кассы не выкрикивала жуткие угрозы и не гундосила про себя дурацкие мотивы. Поезд? Вот он на боковой колее в согретой солнцем траве, старый, это точно, и прочно скованный ржавчиной, вообще же похожий на огромный магнит, сам собравший себя из частей с паровозных кладбищ на трех континентах — ведущих валов, маховых колес, дымовых труб и дешевых подержанных ночных кошмаров. Куда только делся тот погребально-черный силуэт; паровоз лишь просил, чтобы ему позволили покоиться среди осеннего сора, после того как им было исторгнуто столько усталого пара и железного праха.
— Джим! Вилл!
Навстречу им по центральной дорожке, лицо — сплошная улыбка, шла учительница мисс Фоули.
— Мальчики, — сказала она, — что случилось? У вас такой вид, словно вы что-то потеряли.
— Дело в том, — отозвался Вилл, — ночью вы слышали каллиопу?..
— Каллиопу? Нет…
— Тогда почему вы пришли сюда так рано, мисс Фоули? — спросил Джим.
— Я обожаю луна-парки, — ответила, сияя, мисс Фоули, седая маленькая женщина лет пятидесяти. — Сейчас я куплю вам горячие сосиски, а сама тем временем пойду искать моего глупенького племянника. Вы не видели его?
— Племянника?
— Роберта. Приехал погостить несколько недель. Отец умер, мать болеет там, в Висконсине. Я пригласила его. Он побежал сюда чуть свет. Сказал, что встретит меня. Но вы знаете этих мальчишек! Боже, да вы совсем приуныли. — Она протянула им сосиски. — Ешьте! Выше голову! Через десять минут пустят всю механику. А я пока проверю в Зеркальном лабиринте и…
— Не надо, — сказал Вилл.
— Что не надо? — спросила мисс Фоули.
— Только не Зеркальный лабиринт. — Вилл глотнул.
Его глазам предстала пучина отражений. Бездонная пучина. Словно сама зима подстерегала там, готовая убить человека своим взглядом.
— Мисс Фоули, — проговорил он наконец, удивляясь собственному голосу, — не входите туда.
— Но почему?
Джим пристально смотрел на Вилла.
— Да, объясни нам. Почему?
— Там легко заблудиться, — вяло ответил Вилл.
— Тем более. Может быть, Роберт уже заблудился и не выберется оттуда, если я не вытащу его за ухо…
— Разве угадаешь… — Вилл не мог оторвать глаз от миллионов миль незрячего стекла, — что там может плавать…
— Плавать! — рассмеялась мисс Фоули. — Какой красивый образ, Вилл. Ну да ничего, я ведь старая рыба. Так что…
— Мисс Фоули!
Мисс Фоули помахала рукой, привстала на цыпочки, шагнула вперед — и погрузилась в зеркальный океан. На глазах у них она вошла в лабиринт и, продолжая шагать, погружалась все глубже, глубже, пока вовсе не растворилась серым облачком в серебре.
Джим схватил Вилла за руку.
— Это что же такое!
— Черт возьми, Джим, это все зеркала! Единственное, что мне здесь не по душе. Потому что только они сродни тому, что мы видели ночью.
— Ну, парень, ты перегрелся на солнце, — фыркнул Джим. — Этот лабиринт…
Он не договорил. Ноздри Джима принюхивались к холодному воздуху, которым на них, как из ледника, дышали фантастические отражения.
— Джим? Ты что-то хотел сказать?
Но Джим ничего не сказал. Он долго молчал, потом хлопнул себя по затылку ладонью.
— Надо же, так и есть! — крикнул он удивленно.
— Что так и есть?
— Волосы! Всю жизнь в книжках про это читал. В жутких историях — как у людей волосы встают дыбом! И вот у меня встали — теперь!
— Черт возьми, Джим. У меня тоже!
Они стояли будто завороженные, чувствуя, как их затылки покрываются холодными щекочущими пупырышками, и ежики волос вдруг обратились в жесткую щетину.
Мелькание света и теней…
Из недр Зеркального лабиринта пробивались на волю две, четыре, целый десяток мисс Фоули.
Мальчики не знали, какая из них настоящая, а потому помахали всем сразу.
Но ни одна мисс Фоули не увидела их и не помахала в ответ. Она ковыляла вслепую. Вслепую отталкивалась ногтями от холодного стекла.
— Мисс Фоули!
Ее глаза, широко раскрытые, словно от вспышки магния, были покрыты белой пленкой, как у статуи. Где-то в толще зеркал она заговорила. Она бормотала. Она всхлипнула. Потом вскрикнула. Завыла. Завопила. Она билась о стекло головой, локтями, пьяно металась, точно ослепленный светом мотылек, вскидывала руки с растопыренными пальцами.
