– Ух ты! А дядя Джордж говорит, он торговался, как на восточном базаре. Он ведь не женат?
– Не женат, мисс.
– Ну, подарочек кому-то достанется!
– Думаю, вы правы, мисс, если он не сильно изменился с тех пор, как я служил у его отца. Отвратительнейший был мальчишка.
– Вот уж точно! Про Роско Бэньяна я такого могу нарассказать!
– Вы, мисс? Когда вы успели с ним познакомиться?
– В ранний или американский период моей жизни. А вы не знали, что в начале войны меня с кучей других детей эвакуировали в Америку?
– Не знал, мисс. Я отошел от дел и, когда начались военные действия, уже не служил у его милости.
– Так вот, меня эвакуировали. Дядя Джордж отправил, добрые люди приняли. Лето добрые люди проводили в Мидоухэмптоне. У Бэньянов там дом. В ваше время он уже был?
– Да, мисс. Мы каждое лето выезжали туда в середине июня и оставались до Дня Труда[4]. Очаровательнейшее место.
– Мне бы оно больше понравилось, если б не Роско. Этот гад отравил мне всю тамошнюю жизнь. Завел подлую привычку – там все купались в пруду, так он подплывает ко мне и топит. Как-то продержал под водой столько, что я раздулась, словно газометр, успела всю жизнь вспомнить, а один божественный мальчик сказал – не отпустишь, башку сверну. Отпустил, конечно, но я все равно вижу его в страшных снах. А спустя столько лет он объявляется здесь и выгоняет меня из родного дома! В странном мире мы живем, мистер Кеггс.
– Золотые слова!
– Ладно, теперь ничего не поделаешь, – сказала Джейн. – Ой, а это кто?
– Мисс?
Джейн стояла перед столиком.
– Вот: «С любовью, Элейн». Она ведь сегодня появилась?
– Точнее, мисс, я получил ее вчера.
– Кто это?
– Моя племянница Эмма, мисс.
– Тут написано Элейн.
– Ее сценический псевдоним – Элейн Донн.
– Она актриса? Неудивительно, с таким-то лицом. Красавица!
– Да, многие восхищаются.
– Эмма Кеггс?
– Билсон, мисс. Ее мать, моя сестра Флосси, замужем за Уилберфорсом Билсоном.
Джейн притихла, ошеломленная вестью, что у сверхчеловека есть сестра по имени Флосси. Интересно, как же она его называет – неужели Гас? В это время снаружи послышались тяжелые шаги.
– Дядя Джордж изволили выйти, – сказала Джейн. – Надо пойти, приготовить ему завтрак.
Пухлое лицо Кеггса омрачила тень. Бывший дворецкий поневоле смирился, что обедневший лорд Аффенхем из экономии живет в пригороде, но душа его содрогалась, когда племянница его милости пачкала руки готовкой. Огастес Кеггс хоть и провел значительную часть жизни в Америке, сохранил глубокое почтение к родной аристократии.
– Мне очень неприятно, что вам приходится стряпать, мисс.
– Должен же кто-то, раз ваша миссис Браун больна. И не говорите, что у меня плохо получается.
– Вы стряпаете прекрасно, мисс.
– Дома набила руку. У нас вечно не было кухарки.
Кеггс ностальгически вздохнул.
– Когда я был дворецким в Шипли-холл, у его милости насчитывалось десять человек прислуги.
– А взгляните на него сейчас! Трудные времена настали. Година испытаний.
– Золотые слова.
– А все-таки мы уютно здесь устроились. Вот уж повезло, прибиться в такую тихую гавань! После Шипли это – лучшее место на свете. Здесь почти как в деревне. Только бы денег чуть побольше…
– Подождите, мисс, его милость продаст картины…
– А, вы уже слышали?
– Милорд сообщил мне вчера вечером, когда мы шли из «Зеленого Льва». Он надеется таким способом восстановить семейный достаток.
– Надеяться не вредно, – сказала Джейн и пошла жарить яичницу.
После ее ухода Кеггс некоторое время пребывал в глубокой задумчивости, потом подошел к столу, вынул из ящика кожаный блокнот, раскрыл на списке имен и поставил возле одного галочку. То был Джеймс Барр Брустер (единственный сын покойного Джона Уолдо Брустера), который вчера сочетался браком с Сибиллой, дочерью полковника и миссис Р.Г.Фоншо-Чодвик из Падубов, Челтнем.
Только два имени в списке остались без галочки.
Кеггс подошел к телефону. Ему не нужно было звонить в справочную и узнавать номер, навсегда запечатлевшийся в его памяти.
– Шипли-холл, – сказал сочный мужской голос. – Резиденция мистера Роско Бэньяна.
– Доброе утро. Могу я поговорить с мистером Бэньяном? Это мистер Кеггс, бывший дворецкий его отца.
