Дороти Дженнингс закашлялась. Доктор Майк переставила стетоскоп на другое место на спине пациентки.
— Пожалуйста, еще раз вдохните глубоко, — попросила она.
Миссис Дженнингс шумно вдохнула и выдохнула. Микаэла покачала головой и развернула пациентку к себе лицом.
— Я не часто встречала такой жестокий бронхит. Еще минуточку.
Она приставила свой стетоскоп чуть сбоку от груди Дороти. Но прежде чем послушать, она на секунду замерла, будто что-то ее внезапно остановило. Но миссис Дженнингс, кажется, ничего не заметила. Вскоре доктор Майк отложила инструмент.
— Как я уже сказала, с вашим бронхитом придется немного повозиться. Я дам вам с собой еще одну бутылочку сиропа из трав. Скажите-ка, Дороти, — задумчиво продолжила она, — а вас не беспокоят иногда боли в груди?
Миссис Дженнингс немного помедлила. А затем лицо ее приняло подчеркнуто беспечное выражение.
— Ах, это вы насчет этого набухания? Ну, болями я бы это не назвала, но вы же знаете, что в определенные дни грудь… ну, немного напрягается.
Доктор Майк улыбнулась и кивнула.
— Да, конечно, но вы уверены, что в данном случае это всего лишь набухание желез? Может быть, лучше проверить, а то мне показалось, что это скорее узелок.
Но пациентка уже натянула свое платье.
— Ничего страшного, — ответила она Микаэле. — Поверьте мне, это бывает у меня довольно часто. А потом снова проходит.
— А вы не хотите доверить постановку диагноза врачу, тем более что она еще и ваша подруга? — настаивала Микаэла.
— Да там просто нечего диагностировать. Насколько бледной и хрупкой Дороти Дженнингс казалась внешне, настолько же непреклонным она обладала характером.
Доктор Майк тихонько вздохнула, затем достала из шкафа бутылочку с сиропом.
— Тем не менее я беспокоюсь. Надо взглянуть на этот узелок поближе. Когда мы увидимся в следующий раз? — озабоченно спросила она.
— Ну уж только не сегодня вечером в салуне, — смеясь ответила Дороти.
— Что-что?
— Разве вы не видели объявление? Хэнк теперь устраивает по четвергам дамские вечера, — разъяснила Дороти. — Кто придет в платье, тому выпивка бесплатно.
— Интересно было бы посмотреть на лица мужчин, — заранее позабавилась доктор Майк.
Дороти взяла сироп против кашля.
— Ну, так, может быть, там и увидимся?
И вышла из больницы, оставив Микаэлу наедине со своими мыслями.
Микаэла потратила остаток дня на то, чтобы изучить всю специальную литературу по этому вопросу. И все, что она там нашла, никак не могло ее успокоить. Если подозрения Микаэлы справедливы, то ничего хорошего ждать не приходится.
Эта болезнь, затрагивающая исключительно женщин, была пока что мало исследована. Причина состояла в том, что многие женщины стеснялись показать и дать ощупать свою грудь чужому мужчине, а ведь врачи в основном и были мужчины. Кроме того, Микаэла могла себе представить, что в этом случае— как и в случае многих других женских болезней— интерес ее коллег-мужчин был не особенно велик.
Ближе к вечеру Микаэла закрыла свою больницу. Она медлила, идя к своей повозке, и поглядывала на лавку Лорена Брея, расположенную напротив. В конце концов она остановилась. Затем глубоко вздохнула и решительно шагнула к лавке.
Лавочник, судя по всему, был занят пересортировкой своих товаров. Во всяком случае, в тот момент, когда в лавку вошла доктор Майк, он быстро отбросил за зеркало для примерок одно из немногих дамских платьев, что были у него в продаже.
— Чем могу служить? — крикнул он доктору Майк несколько нервным голосом.
— Собственно говоря, мне нужна Дороти, — сказала Микаэла.
— Ее нет. Может, я могу для вас что-нибудь сделать?
— Да… Попросите ее заглянуть ко мне в больницу еще раз. У нее такой кашель, — придумала Микаэла отговорку.
Лавочник удивился:
— Но она же сегодня была у вас. Неужто из-за такой мелочи каждый день бегать к врачу? Дороти всегда была самая здоровая из всей семьи.
Микаэла насторожила уши.
— В самом деле? — спросила она с невинным видом. — Но ведь она такая хрупкая.
— Может, и хрупкая, но крепкая, — ответил Лорен смеясь. — У ее сестры Мод было, как и у отца, больное сердце. Ну, вы сами знаете, как она умерла, — добавил он, опечалившись от воспоминания о своей жене. — А их мать я вообще не застал в живых. Насколько я знаю, она умерла в тридцать семь лет.
