Дилайла перевела дух и с облегчением рассмеялась – самое трудное позади. Осталось сделать только одно. Опустившись на четвереньки, Дилайла влезла под кровать, выудила оттуда потрепанный кожаный чемодан – величайшее сокровище в мире – и щелкнула медными застежками. В чемодане лежали тридцать четыре пластинки Тома Джонса с потертыми и кое-где обломанными краями.
Дилайла нежно провела рукой по пластинкам, вдыхая привычный мускусный запах. Если сейчас закрыть глаза, можно увидеть маму: она гладит белье, стоя перед телевизором, на голове у нее бигуди, по радио Том Джонс поет «Что нового, киска?», и мама подпевает ему. Дилайла улыбнулась своим воспоминаниям. Ее любимая разведенная мамочка Маргарет, фанатка Тома Джонса, всегда пела эту песню. Ей было двадцать восемь. Она возвращалась с работы, когда ее сбил огромный грузовик, и мамы не стало. Дилайле в тот день исполнилось девять лет. Она приехала из школы и все не решалась войти в пустой дом, страшась увидеть кухонный стол, заваленный подарками, а в холодильнике – праздничный торт в голубой коробке.
В то самое мгновение кончилось ее недолгое безоблачное детство – разлетелось на мелкие кусочки, как тело ее мамы, но она тогда ни разу не заплакала. Не плакала она и серым ветреным утром, когда стояла на кладбище, маленькая фигурка в теплой красной курточке и в белых гольфах, и держалась за руку дядюшки Стэна, смотря, как деревянный ящик с сияющими медными ручками медленно опускают в мокрую от дождя могилу и забрасывают комьями земли. Не плакала она и когда власти отказали Стэну и Ширли в прошении удочерить девочку, и ей пришлось жить у отца, совершенно чужого человека со смешными бакенбардами, и его жены, властной Сандры, которая терпеть не могла детей, в особенности девятилетнюю дочь от умершей первой жены. Детство Дилайлы прошло в надежде, что однажды к ней придет спасение. И оно пришло – в виде Ленни, инструктора по вождению.
Сейчас Дилайла снова спасается бегством. Она сделала несколько телефонных звонков, оставила сообщения друзьям на автоответчиках: ей не хотелось выслушивать предположения, что она свихнулась. Она-то чувствовала себя гораздо более нормальной, чем когда-либо. Если считать нормальным, что она втрескалась в незнакомого парня и теперь строит безумные планы его преследования.
Что касается Ленни, ему Дилайла решила не писать прощальное письмо – ни к чему устраивать дешевые спектакли. Нужно попрощаться лично. Ведь все-таки она перед ним в долгу.
Побросав вещи в багажник тронутого ржавчиной зеленого «жучка», Дилайла взяла худющего уиппета Фэтцо и села за руль. Завела машину, та зарычала и ожила, воздух заволокло клубами черного дыма. Дилайла побоялась включать первую скорость – внутри что-то погромыхивало. Надо было попросить Ленни, чтобы посмотрел. Но теперь поздно. Машина резко дернулась и поехала. Дилайла не стала оглядываться. Этот урок она усвоила уже давно.
Когда Дилайла через автоматические двери вошла в «Комфортабельный отдых», магазин был пуст. Она отключила колокольчик, на звук которого Ленни обычно выходил к покупателям. Ленни в магазине не было, и это показалось Дилайле странным. Ленни готов был дневать и ночевать в магазине, лишь бы продать побольше матрасов. Дилайла направилась в офис, расположенный в глубине магазина. И снова никого. Дилайла уже хотела уйти, как вдруг услышала доносившиеся со склада голоса:
– Прибавь скорость, детка.
Дилайла нахмурилась. Странно. Похоже было, что Ленни дает один из случайных уроков вождения. Он продолжал изредка заниматься этим, говоря, что подрабатывает на пиво.
– М-м, да, прибавь еще… еще…
Дилайла обошла автомат с питьевой водой и обомлела. Уж чего-чего, а такого она не ожидала. Посреди склада, на полу, распластавшись на новейшей модели матраса, лежал Ленни. Он был абсолютно голый, если не считать матерчатых туфель. На Ленни, широко раздвинув ноги, сидела девятнадцатилетняя секретарша Джун. На ней был лишь пояс для чулок.
– О, детка… поднажми… поднажми…
Джун не заставила просить себя дважды. Ленни обхватил ногами ее ягодицы и молотил руками по матрасу.
