Он сбился окончательно, видя, как пухлое лицо, прямо на глазах, в один миг, налилось сердитой краснотой, словно томатным соком. Глаза почти исчезли - в яростном прищуре. И слова полетели, будто камни, хотелось заслониться рукой:
- С утра уже лыка не вяжет! В бочке - и то дно есть, а у них, пьяниц треклятых, нету!
Тарас Федорович еще открывал рот, силясь оправдаться, объяснить, но хозяйку уже сменил на позиции друг дома - пес, на все аргументы отвечающий выразительным "р...р-гав!"
Надо было уходить - не шли ноги, не подымались! Неужели все рухнуло - из-за собственной глупости, безумной, непростительной торопливости?
Завернув за угол, Герлах сел на крылечко, совсем такое же, не было лишь той вещи - желанной, неповторимой редкости. Сидел, горестно перебирая иные, возможные варианты партии, разыгранной с хозяйкой, где получил он мат в два хода. Во всем превосходные, варианты эти обратной силы не имели...
Вот тут и появился мальчик - приехал на плавно развернувшейся створке старинных дощатых ворот: лицо как сорочье яйцо, уши лопушками. Спросил деловито, озабоченно:
- Дядя, вы чего сидите? Вам плохо? Может, воды принести?
Тарас Федорович покачал головой убито и вдруг встрепенулся, вспомнив все, что читал когда-то о мальчишечьей предприимчивости и вездесущности, - забрезжила надежда...
Стараясь не спешить и говорить внятно, как тугоухому, объяснил дело. Мальчишка, назвавший себя Крохмалевым Артемом, уловил суть сразу.
- Знаю я эту тетку! Букатина! С ней не сговоришься, сядет на свою линию и сидит...
Белесые его брови подскочили на лоб, выявляя усиленную работу мысли: с какой бы стороны тут ухватиться?
Поднял на Тараса Федоровича карие, верткие глаза:
- Рубля вам не жалко?
- Хоть три! - возопил Герлах со всем пылом души.
- Не надо! А то она смекнет, что дело нечисто - откуда у меня три рубля? Вы, дядя, - мальчик распорядился решительно, - отойдите на тот край улицы. Чтоб она не подумала. А я попытаюсь...
На "том крае" Тарас Федорович долго ждал, пылая. Потом стал пригасать, простился в мыслях и с рублем, и с надеждой. Но не уходил. Ноги не шли.
И все же она появилась - небольшая, плотная фигурка, перекошенная тяжестью - с ведром в правой руке, а в ведре...
- Скорее, скорее, уходить надо, - оглядываясь, говорил Артем, - я ей сказал, что тележка приехала, металлолом скупают, она за рубль отдала сгоряча, а пришел я с ведром - уже стоит, сомневается: может, скупщик больше дал? Ну, я железятину в ведро - и чесать!
Таща по очереди тяжелое ведро, они время от времени принимались хохотать, вспоминая, как кричала тетка Букатина Артему: "Чтоб тебе глаза повылазили! Руки из тебя повыдергаю, если обжулил!"
Мальчишка проводил Тараса Федоровича до самого дома и был приглашен "зайти недели через две, посмотреть, какой о_н_а красавицей обернется".
Вот он и зашел.
...Кольчугу Тарас Федорович две недели держал в керосине, в корыте. Проконсультировался у специалистов - сказали, что железная эта рубаха с богатырского плеча - работы местных мастеров; век, примерно, шестнадцатый. Дивились, ахали, завидовали удаче.
И вот теперь взирал на нее широко раскрытыми глазами мальчик, Артем Крохмалев. Вопрос последовал неизбежно:
- Дядя, а зачем вам это?
Непонятное - следует уподоблять понятному.
- Ты марки собираешь?
Конопатый носик сморщился пренебрежительно.
- Пробовал - неинтересно. Это раньше собирали. Искали, менялись, с конвертов отклеивали. А теперь не собирательство, а покупательство. Дадут родители денег, идешь и берешь серию или блок. Прямо в магазине.
- Согласен, - закивал Тарас Федорович, - хотя не так все просто, настоящий филателист все же собирает, а не покупает, ну, вот и я собираю, только не марки, а предметы старины - все, во что вложено уменье рук, что копилось в сокровищнице мастерства из века в век...
- А зачем? Для чего хранить все это?
- Да ты присмотрись, ну, хоть к нашей кольчуге! Дотронься, ощути тяжесть и холод металла - в нем реальность сказок, легенд, древних книг! Разве нет у тебя чувства свидания с прошлым? А ведь оно не чужое - прошлое народов, живших до нас! Глубоки корни культуры.
