— Такер, у меня к тебе просьба.
— Кто бы сомневался. Я, как услыхал от тебя «братан», сразу понял. Неподходящий день ты выбрал, чтобы меня загружать. Ох и утомился я сегодня!
— Всего лишь…
— Я только что тебе рассказал, какой у меня сегодня выдался день. Невероятный. Куда уж больше…
— Речь идет о маме.
— Что?
Повторяю: речь идет о маме, и смотрю — Такер вдруг встрепенулся. Любит он мою мать едва ли не больше, чем свою собственную.
— Приболела? Как она?
— Слушай, Такер, ты один из немногих, кто в последние годы видел маму.
— Ну да, это для меня много значит.
— Тебе известно, что в наших краях она самая тучная.
— Я тут на ярмарку штата ездил — там мужик один был еще малость тучней…
— Допустим, но…
— Я только хочу сказать, что она не самая тучная, кого я видел. Вот и все.
Рассказываю ему, как у нас проседает пол. Он говорит:
— Твоя мама не до такой степени грузная.
— Боюсь, уже до такой степени.
— Да ладно тебе.
— Это надо видеть.
— Завтра к вам загляну.
Встаю, подхожу к телевизору. Загораживаю собой экран, тыльной стороной ладони, не глядя, нажимаю на кнопку выключения:
— Мама ждет тебя сегодня.
Направляемся к нам домой, по пути делаем остановку, чтобы купить блок сигарет в «Хэппи-ЭНДоре», — глупее названия для магазина не придумаешь. Обычно при моем появлении Мэгги, Джош, или кто там сидит за кассой, сразу пробивает блок «Кула», не дожидаясь, пока я подойду. В этом, пожалуй, состоит единственное преимущество незыблемости материнских привычек.
Дома застаем маму и Арни перед телевизором: идет игра «Новое свидание вслепую»; Арни спит на полу.
— Мы с Такером, — говорю, — хотим в картишки переброситься. — А сам передаю Эми блок сигарет. — Или дротики покидать.
— С дротиками поаккуратнее, — предупреждает Эми.
Такер машет рукой:
— Ау, миссис Грейп!
Мама только что выбрала холостяка под номером два и не отрывается от экрана. С Такером не поздоровалась, за сигареты спасибо не сказала. Она считает, что благодарность надо выражать не словом, а делом. Меня, надо думать, она благодарит тем, что выкуривает каждую пачку без остатка. Спускаемся в подвал; у Такера отвисает челюсть. Если смотреть снизу, просевший пол выглядит еще страшнее. Доставая из кармана рулетку, Такер говорит:
— Тянуть нельзя. Балки того и гляди обрушатся. — Он вознамерился поговорить с мамой. — Посмотрим: может, она согласится на время перебраться в другую комнату.
— Ее с места не сдвинешь, — говорю ему. — И потом, если она узнает, что вот-вот проломит пол, нам от нее житья не будет. Тем более что обрушение намечается как раз над тем местом, где повесился мой отец.
— Что? — Такера вмиг перекосило. — Прямо тут? Вот здесь нашли твоего папу?
— Ага. Висел вон на той балке. Под ним лужа мочи, блевота кругом. — Указываю на моечный шланг и строительный фен. — Когда его нашли, он еще покачивался. Даже тепловатый был. Но время упустили.
Такер не знает, куда деваться; объясняю, что у человека перед смертью напоследок срабатывают внутренние органы.
— Случается и обделаться, и в штаны напрудить. Пока в петле болтаешься.
Он говорит: не понимаю, дескать, как можно быть настолько бесчувственным.
А я ему: если, мол, с этим давно живешь, такие разговоры в порядке вещей.
— Ну допустим, начну я по этому поводу слезы лить — что от этого изменится? Дело прошлое: как он решил, так и сделал, а сейчас главное — поторопиться, чтобы мама в подпол не провалилась.
По прикидкам Такера, провалится она в начале следующей недели.
— Но может и сегодня.
С этими словами он за плечи оттаскивает меня в сторону.
— Ты что?
— Или даже прямо сейчас.
Поднимаемся по лестнице — нужно дойти до моего пикапа.
Эми отмечает:
— Быстро вы в картишки перекинулись.
У меня, говорю, пропала охота в игры играть, а сам ей подмигиваю — хочу намекнуть, что мы вплотную занялись половым вопросом. Сдается мне, намек до нее не дошел, поскольку она опять за свое:
— Не забудь Эллен с работы забрать.
— Ладно, — отвечаю, — ладно-ладно.
— До свидания, миссис Грейп, — гаркает Такер.
Мама не шевельнулась. Я вот что думаю: Такер, вероятно, потому так обожает мою мать, что она к нему не суется.
