Третья, и последняя, вариантов не допускает. Мама поднимает эту тему как минимум раз в день. Тут проявляется все материнское красноречие. Звучит это так: «Я прошу о сущей малости. Мне бы только дожить до восемнадцатилетия моего мальчика. Неужели я прошу слишком многого?» На похоронах отца, как я заметил, мама что-то записывала на бумажной салфетке. Утверждать не могу, но, сдается мне, там были аккурат эти слова.
Отворяю дверь, вхожу в дом. Вижу: Арни прячется под столом у мамы, обхватив руками ее щиколотки. Она говорит:
— …до восемнадцатилетия моего мальчика. Неужели я прошу слишком многого?
— Привет, — говорю, — мама.
Она закуривает сигарету. Синюшные губы делают длинную затяжку. Мама улыбается, но не столько мне, сколько мальчику, прильнувшему к ее ногам, и сигаретке у себя во рту.
— Гилберт, кушать хочешь?
И вдруг у меня на глазах мама куда-то исчезает вместе с Арни. Я подскакиваю к образовавшейся под ними дыре в полу, и мне видится, как они летят без остановки, поднимая ветер, минуют центр Земли, чтобы выпасть с другой стороны, не иначе как во Вьетнаме или где-то рядом, но не останавливаются, а летят еще дальше — естественно, к Солнцу, и, когда мама с Арни врезаются в Солнце, оно вспыхивает немыслимо ярким светом, полыхает жаром и дотла испепеляет Землю. К счастью, это происходит лишь в моем воображении.
Разглядываю просевший под мамой пол. Углубление стало заметнее, чем было утром. Иду в кухню, где Эми на двух сковородах готовит мясную запеканку.
— Вкусно пахнет, — говорю.
— Ты так считаешь?
— Угу.
Эми мечтает, чтобы я, приходя с работы, каждый раз ее обнимал. Но Гилберт Грейп не снисходит до телячьих нежностей.
— Я тебе звонила — хотела попросить, чтобы ты к ужину картошки принес. Мистер Лэмсон сказал, что ты… — Эми осеклась, заметив, какого цвета у меня кожа. — Боже мой, Гилберт.
— Ну да, ну да, смотреть страшно, это ты хочешь сказать? Солнце сегодня, как…
Повернувшись спиной к плите, Эми качает головой.
— Мистер Лэмсон дал мне выходной.
— Нам деньги нужны. Где это видано: взять выходной, чтобы отправиться позагорать… — Она берет зубочистку и проверяет, готова ли запеканка.
— День сегодня не задался…
Протыкая вторую запеканку, она обжигает два пальца:
— Ай! Черт! Черт!
Чертыхаться — не в ее привычках. Эми подставляет руку под струю холодной воды. Я беру прихватки и вытряхиваю вторую запеканку из сковороды.
— Полегчало?
— Конечно.
Приготовившись солгать, говорю:
— До чего аппетитно выглядит.
— Кстати, звонила Мелани. Насколько я поняла, ты пропустил какую-то встречу с мистером Карвером…
— Тьфу, зараза. — Совсем из головы вылетела эта встреча.
— Она была недовольна…
— Я повторно к нему запишусь…
— Она сказала, что у мистера Карвера вряд ли найдется для тебя время.
В столовой мама передала пульт Арни, и тот неистово давит на кнопки.
— Я, кажется, догадываюсь, зачем ты отпросился с работы. Но по крайней мере, хочу верить, что у тебя все же была веская причина. Он возьмется нам помочь? Скажи, что он согласен.
— Кто «он»?
— Такер.
— А как же, конечно.
— Стало быть, вы с ним договорились.
— Э… мм…
— Вот, значит, для чего ты отпросился. Чтобы решить проблему с нашим полом.
— Да?
— Это вопрос? Ты спрашиваешь или подтверждаешь?
— Такер охотно поможет.
Эми уже не знает, можно ли мне верить. Она закручивает кран и вытирает руки о фартук. С полуулыбкой поднимает стопу и вдруг громко топает.
— Муравьи, — сообщает Эми. — Так и тянутся к нам в дом.
— Хоть кому-то мы полюбились.
— Как остроумно, Гилберт.
— Если бы Эллен сразу мыла посуду…
Мытье посуды — обязанность Эллен, я отвечаю за стирку, а Эми — за все остальное.
— Да, чуть не забыла: до чего же умно ты поступил сегодня утром. С папиным шезлонгом, если ты еще не понял.
— Я понял.
— Это был папин любимый шезлонг.
— Ну…
— И Эллен все утро сходила с ума.
— Не сомневаюсь.
— Очень прошу. Пожалуйста, прекрати свои провокационные выпады. — Эми у нас любит трескучие фразы из серии «я ж педагог». — Ей сказано, что я ожидаю разрешения этого конфликта сегодня, и ни днем позже. В семье должно быть нормальное взаимодействие. Мы не обязаны друг друга любить, но обязаны находить общий язык. Ты меня слушаешь?
