Ну и что с того, что Дженни готовила обеды Уиллу, — она ведь привыкла готовить на двоих. Ну и что с того, что она стирала его вещи, — она ведь все равно стирала свои, так почему бы не бросить в стирку его рубашки и белье. Вот только об одном ей очень хотелось сообщить своим любопытным, недовольным соседям: пришли официальные бумаги о разводе. Она даже подумывала, не прикрепить ли этот документ к стене холла. Она представляла, как выйдет в холл и прокричит на все этажи, что Уилл спит на кушетке. Воссоединения семьи не произошло; не было ни прощения, ни горячих жадных поцелуев в кухне, пока она готовит макароны или тушеную говядину. Дженни даже пошла на крайний шаг — пригласила хозяйку, миссис Эрланд, на чай с лимонным кексом только для того, чтобы та собственными глазами увидела в гостиной кушетку, застеленную одеялами и простынями. Не зря же несколькими месяцами ранее Дженни сопровождала миссис Эрланд в больницу, где просидела все утро в ожидании, пока ее хозяйке удаляли катаракту. Но миссис Эрланд было невозможно убедить, что Уилл переехал только на короткое время. Увидев его сваленную в кучу одежду и переполненную пепельницу, которую он оставил на полу, хозяйка неодобрительно зацокала языком.
— Вы совершаете огромную ошибку, — заявила миссис Эрланд. — Теперь вам никогда от него не избавиться.
Было бы неплохо, если бы Уиллу пришло в голову хоть немного помочь по дому — сходить в магазин за продуктами, или пропылесосить ковры, или хотя бы оказать такую любезность, как запаковать жуткую модель Кейк-хауса, все еще пылившуюся на столике в передней, но у бывшего мужа было совсем другое на уме. Он постоянно говорил по телефону с Фредом Моррисоном, детективом, нанятым Генри Эллиотом, хотя Дженни напоминала Уиллу, что его брат наверняка получает счет за каждый звонок детективу. Дженни несколько раз пыталась дозвониться до Мэтта, поблагодарить его и навести мосты, раз уж так вышло, что они вместе оказались замешанными в эту историю, но дома, видимо, никого не было.
— Он, скорее всего, сидит в библиотеке, — предположил Уилл. — Трудится в поте лица над диссертацией, которую никогда не закончит.
— Так он пишет диссертацию?
Дженни не переставала сожалеть, что ей не довелось учиться в колледже. Об этой своей ошибке она думала каждый будний день, когда через силу шла на ненавистную работу. Работая в банке, она осознала, что деньги пахнут — этакая смесь нафталина с потом — и обладают особой текстурой: что-то среднее между шелком и липучкой для мух. У нее даже развилась аллергия на эти бумажки, часто оставлявшие на ее руках сыпь, — отсюда и появилась привычка не брать сдачу у официанток и шоферов такси, а когда Дженни возвращалась домой из банка, то мыла руки не меньше трех раз.
— Я думал, ты знаешь, что наш Мэтт — вечный студент. История. Государственный колледж. На получение диплома бакалавра у него ушло десять лет. На магистратуру, наверное, уйдет двадцать.
— Вот как? Говори что хочешь, но он единственный из нас, кто сумел получить диплом. — Дженни подумала, что история очень подходит Мэтту; во всяком случае, тому Мэтту, которого она когда-то знала, всегда рассудительному, всегда серьезному. Если она правильно помнила, он был большой любитель пломбира с карамельным сиропом. — Диплом по истории — это тебе не пустяк.
Конечно, Уилл завидовал, сам-то он так и не доучился. Да что там, он даже не начинал работать над дипломом в Гарварде.
— Зная Мэтта, могу почти точно угадать, что он описывает историю усовершенствования газонокосилки. Он до сих пор валит деревья и заботится о чужих газонах, поэтому с Нобелевской премией пока не спеши.
Шли дни, у Дженни все больше и больше вызывало досаду то, как обустраивался Уилл. Он оставлял зубную пасту в раковине, покупал спиртное на ее счет в винной лавочке, смотрел телевизор только в одном полотенце, обернутом вокруг пояса. Однажды она вернулась с работы и уловила запах духов. Жасмин, подумала она, точно. И в кладовке вроде бы не хватает одной бутылки вина. А еще в плеере стоял диск Кольтрана — идеальный выбор для соблазнения.
