В этот день по небу плыли огромные кучевые облака, и Стелла ощущала в воздухе душную сырость, от которой успели закурчавиться волосы. Все в Кейк-хаусе слегка отсырело — и одеяла, и напольные покрытия. Всю ночь напролет Стелла слушала лягушек и шелест камыша. Она вспомнила, как учительница естествознания в школе Рэббит рассказывала на уроке, что облако представляет собой дрейфующее по воздуху озеро. Подумать только: такая прорва воды плывет над крышами, деревьями, над головами — целое озеро. Стелла лежала в кровати на сырых простынях и изо всех сил пыталась уснуть на новом месте. Ее поселили не в спальне матери, а в небольшой комнатке на втором этаже, простоявшей закрытой много лет, пыльной и душной, зато с красивым видом на озеро. Но лягушки так орали, что задремать было невозможно. Вскоре после полуночи Стелла спустилась вниз, к телефону в гостиной, и набрала номер Джулиет Эронсон.
— Даже не верится, что я здесь, — прошептала Стелла подруге.
Она свернулась калачиком в старом широком кресле на двоих, обивка которого настолько отсырела, что ткань в рубчик стала зеленоватой.
— А мне не верится, что ты уехала, не сказав мне ни слова, — возмутилась Джулиет — Я как сумасшедшая пробегала все утро, искала тебя. Как ты могла так поступить?
— Вообще-то это была не моя идея. Моей матери. Интересно, от чего она решила меня защитить?
— От жизни, — буркнула Джулиет.
Именно по этой причине Дженни велела Элинор Спарроу избавиться от всех газет. Бедняжка Стелла даже не подозревала, как развиваются события, связанные с убийством. Поэтому Джулиет вслух зачитала ей теперь статьи из «Бостон геральд» и «Бостон глоуб». В обеих газетах Уилл Эйвери фигурировал как подозреваемый. Стелла почему-то встревожилась, словно предчувствуя, что теперь может случиться все, что угодно. Она потеряет отца и больше его не увидит. Такое случается даже с теми, у кого самая стабильная жизнь. Мать Стеллы, например, была на три года ее моложе, когда лишилась отца, разве нет? Возможно даже, она сидела в этой комнате, когда пришло известие о его смерти. Возможно, она глядела в это самое окошко, слушая кваканье лягушек, не в силах заснуть. С этого места в кресле Стелле были видны ветки форзиции, сиявшей в темноте. А дальше — темнота, одни только тени.
— В школе обо мне говорят?
— Не забивай себе голову подобной ерундой. Хотя, можешь мне поверить, со словом «тюрьма» рифмуется много словечек. В нашей школе учатся одни идиотки, Стелла. Сама знаешь.
— Точно.
Стелла испытала облегчение, что не придется иметь дело с одноклассницами. Возможно, в Юнити люди окажутся добрее. Да что там, они могут даже не знать о той ситуации, в какую попал ее отец; для них она будет обычной девочкой, ничем не примечательной особой, если не считать длинных светлых волос, живущей в конце тупика, в доме у своей бабушки. Заурядной девятиклассницей, не очень успевающей по математике, но обожающей естественные науки; верной подругой, умеющей слушать.
— Если бы я так не волновалась об отце, я бы даже радовалась возможности пожить здесь. Подальше от матери. Подальше от всех Хиллари Эндикотт в мире. На воле.
— И что ты там делаешь на этой самой воле? — поинтересовалась Джулиет, которая была девчонкой городской до мозга костей. — Бродишь по лесам?
— Здесь город, Джулиет. Не какое-то там захолустье. Здесь есть магазины.
— И обувной?
— Пока не видела, — призналась Стелла.
— По-моему, любое поселение, где нет обувного магазина, нельзя считать городом. Это деревня. Шутка.
Сейчас, направляясь в школу, Стелла брела по грязной дороге, подъездной аллее, такой узкой, что ветви боярышника и липы встречались наверху, образуя темный туннель. Стелла призналась самой себе, что Джулиет в очередной раз оказалась права. Это действительно деревня — ни тебе автомобильных гудков, ни транспорта, ни пешеходов. Девочке, выросшей на пересечении Бикон-стрит с шумным федеральным шоссе, все здесь казалось пустынным и заброшенным. Стелла позвенела бубенчиком на браслете, попыталась насвистывать песенку, но все это не помогло. Начинать в новой школе всегда нелегко, и, когда она добралась до конца аллеи, ее по-настоящему била дрожь. Сворачивая на мощеную Локхарт-авеню, она заметила деревянный столб, к которому кто-то прибил дощечку с выведенной от руки надписью черной краской: «Аллея Дохлой Лошади». Чудесно. Деревня, где полно погибших животных.
