Что есть роза, как не живое доказательство желания, единственное свидетельство человеческого стремления и совершенной преданности? Но желание все-таки можно сломить, и тогда появляется «ревность» — так называется роза, хорошо растущая на засушливых почвах. «Красный дьявол» прекрасно себя чувствовал там, где не росли никакие другие розы, в конце сада, в тени. Розы во многом напоминали человеческое сердце; одни росли совсем дикие, другим требовалась постоянная забота. Хотя множество сортов были изменены и окультурены, среди них не нашлось бы двух совершенно одинаковых. Одни цветы отдавали вишней, другие пахли лимоном. Одни проявляли жизнестойкость, тогда как другие увядали за один день. Одни росли на болотах, а другим требовались огромные дозы удобрений. Ископаемая роза насчитывала три с половиной миллиарда лет, но за все это время ни разу не расцвел голубой бутон, ибо семейство роз не обладает этим пигментом. Садоводам пришлось довольствоваться подделками: «голубой луной» с розовато-лиловыми цветками или «голубым пурпуром», злостным бродягой, который, по сути, был фиолетовым и разрастался с молниеносной скоростью, так что с ним приходилось беспощадно бороться.
Ни один из этих фальшивых сортов не рос в саду Элинор Спарроу. Ей нужен был настоящий голубой, как яйца в гнезде дрозда, как цветы дельфиниума, как далекое небо над головой. Ясно, что она ничего не имела против недостижимой задачи. Другие садовники отступали перед законами генетики, но только не Элинор. Ее не отпугивало то, что другие считали невозможным, как не отпугивали тучи комаров, налетавшие в сумерках в это время года, едва земля начинала прогреваться и таял последний снег.
До несчастного случая с мужем Элинор Спарроу не интересовалась садоводством. Сад при Кейк-хаусе, заложенный в далеком прошлом, последние десятилетия был заброшен. Несколько старых роз, посаженных еще Ребеккой Спарроу, до сих пор умудрялись расцветать среди молочая и колючей крапивы. Каменная ограда, в которой Сара Спарроу, дочь Ребекки, тщательно заделала все щели, все еще стояла, а кованые железные ворота, навешенные прабабушкой Элинор, Корал, не совсем проржавели, а потому легко очистились щелоком и борной кислотой.
Когда Сол погиб в дорожной катастрофе в пригороде Бостона, Элинор могла бы посвятить свою жизнь Дженни, но вместо этого она ушла в сад и больше оттуда не вернулась. Да, конечно, она по-прежнему делала покупки в бакалейной лавке, ходила в аптеку мимо соседей на Мейн-стрит, но ей хотелось только одного — остаться в одиночестве. Она находила утешение, когда чувствовала под пальцами землю, занимаясь монотонной работой по сезону. Здесь, по крайней мере, она могла дать жизнь чему-то новому. Здесь то, что было похоронено, вновь оживало, если получало нужное количество света, удобрений и дождя.
В последние годы в саду Элинор Спарроу все расцветало в рекордно короткие сроки: ароматные ночные фиалки размером с лошадиную подкову, декоративный шиповник, цветущий до января, чайные розы, такие великолепные, что воры несколько раз пытались украсть черенки, но волкодав Аргус, чьи клыки давно стерлись до пеньков, сумел все-таки отпугнуть незваных гостей утробным лаем. Видя всю эту зелень за каменной оградой, даже в марте, когда только начинают формироваться бутоны, никто не представлял, как трудно было Элинор привести весь сад в порядок. Два года после смерти Сола здесь вообще ничего не росло, несмотря на все усилия хозяйки. Возможно, виновата в том была соль, пропитавшая ее кожу, или горечь у нее на сердце. Какова бы ни была причина, все засыхало на корню, даже розы, посаженные Ребеккой Спарроу. Элинор нанимала садовников-декораторов, но они лишь беспомощно разводили руками или просто предлагали ей воспользоваться инсектицидами и серой. Она отсылала образцы почв в лабораторию Массачусетского технологического института, и ей отвечали, что все в порядке, требуется лишь правильный уход и немного костяной муки.
Однажды, когда Элинор работала в саду, уже готовая сдаться и бросить это дело, рядом остановился Брок Стюарт, городской врач. Доктор Стюарт тогда еще ходил на вызовы; в тот день он заглянул в Кейк-хаус потому, что Дженни, которой было всего двенадцать, позвонила и попросила его прийти. Девочка давно болела простудой, сопровождавшейся сухим кашлем и головными болями, такими сильными, что она вообще не раздвигала штор в своей комнате, проводя все время в темноте. Она ходила в шестой класс, но уже научилась заботиться о себе.
