Стелла начала волочить к воде одну из лодок, на борту которой было выведено название — «Жемчужина».
— Интересно, кто была эта Жемчужина.
Стелла, конечно, не представляла, что когда-то ее мама была маленькой девочкой, которая любила рыбачить и плавать с отцом и которая как-то раз насчитала среди камышей девяносто две кувшинки. Заквакали лягушки, мягко зашлепала вода, когда лодку вытянули на мелководье. Стелла забралась в лодку.
— Живее, — подстегнула она Хэпа, и тот неловко полез в лодку, держа в руках стеклянные пробирки.
«Жемчужина» наклонилась под его весом, и Стелла расхохоталась.
Длинные и черные в ночи камыши напоминали пряди черных волос, упавшие с головы Ребекки Спарроу. Лодка продрейфовала немного и приблизилась к середине озера, откуда гребцы могли разглядеть похожий на свадебный торт дом. На кухне горел свет. Кто-то не мог заснуть. Наверное, Элинор приболела; а кто-то другой наверняка сейчас готовил ей чай. Стелла и Хэп тем не менее были абсолютно уверены, что останутся незамеченными. Обоих посетило предчувствие, что их дружба в самом скором времени изменится, не то чтобы укрепится, а станет другой. Это уже произошло из-за Джимми Эллиота, а теперь, видимо, прибавилась и Джулиет. Стелла была не дура; она почувствовала, что двое ее лучших друзей стали ближе друг к другу, чем к ней.
Наверное, поэтому они и оказались теперь с Хэпом на озере, держа курс на середину, где немалое количество листьев лилий угодило под весла. Пройдет несколько часов, и желтые кувшинки раскроются, но сейчас они были похожи на лягушек, сидящих на зеленовато-черных блестящих листьях.
Послышался всплеск, и Стелла замерла. Ей почему-то показалось, что им не следовало находиться здесь в этот час.
— Лягушка, — прошептал Хэп.
Стелла, успокоившись, откинулась назад и взглянула на звездный водоворот в вышине.
— Как бы мне хотелось… — прошептала она.
Тут ей в мысли явился незваный-непрошеный Джимми Эллиот.
Лягушка перепрыгнула с одного круглого листа на другой, на секунду перепугав гребцов.
— Господи, — пробормотал Хэп.
Лодка закачалась, и оба, схватившись за борта, рассмеялись:
— Джеремая!
Стелла вспомнила старую песенку, которую иногда наигрывал ее отец; идея о лягушке с именем Джеремая заставила их вновь рассмеяться, хотя они старались, как могли, задушить смех.
На мгновение они полностью сосредоточились на том, чтобы не быть пойманными, а потому ничего, кроме своего сдавленного смеха, не слышали. Они не подозревали, что в воде есть кто-то еще, пока в них не врезалась вторая лодка. Та самая лодка, которую они оставили в траве, «Морской конек». Стелла рассердилась, решив, что ее выследил Джимми, но он как раз в эту минуту, побросав камешки в окно, сворачивал на Локхарт, направляясь домой в глубоком разочаровании из-за того, что она куда-то делась.
У Стеллы во второй раз промелькнуло в голове название лодки «Морской конек», и тут ее гнев перерос во что-то совершенно другое. Она отбросила первое слово из двух и осталась со вторым, страшным, как тьма.
Когда другая лодка ударила в их борт, черноту ночи протаранило весло, направленное в них. Хэп оказался молниеносно сброшен за борт, все произошло в одно мгновение, быстрее, чем могла бы прыгнуть лягушка. Секунду назад он наклонился через борт, чтобы зачерпнуть воды в пробирку, пытаясь не смеяться, а уже в следующую — его поглотила чернота.
Стелла повернулась посмотреть, куда делся Хэп, и тут ее ударило весло. Удар пришелся между лопаток, самое слабое ее место, где при рождении были сломаны косточки. Она выгнулась от боли, уйдя из-под весла. Она тоже наверняка упала бы за борт, если бы не браслет, отцовский подарок на день рождения, — цепочка зацепилась за винт, которым было прикручено сиденье «Жемчужины». Стелла дернула рукой, и браслет лопнул. Он упал в воду без звука, словно проглоченный целиком.
У Стеллы помутилось в голове; разумеется, она не думала, что кто-то попытался с ними расправиться. Должно быть, в темноте они не заметили какой-нибудь ветки или другого препятствия. Все ее мысли сейчас были о Хэпе. Стелла вскочила, забыв об осторожности, так что лодка закачалась, и закричала в темноту. Этот крик пронесся над озером, лужайкой, влетел в окно кухни, где ее мать заваривала ромашковый чай, и достиг аллеи, где Джимми, собравший пинками целую кучу сухих дубовых листьев, как раз подносил к ним спичку, пытаясь спалить разочарование самим собой за все свои глупые, необдуманные поступки.
