— Да? — с сомнением сказал я. — В моем мире, я имею в виду — вне этого компьютера, народ таки не знает, чего он хочет, потому что сколько людей, столько и мнений. И, тем не менее, этим народом постоянно кто-то управляет…
— Ясно, — прервал меня Бродецки. — Давайте заканчивать, господа. За какой Израиль голосуем?
— Да каждый за свой, — предложил я. — Вы, рав Леви, проголосуйте за религиозный Израиль, а вы, господин Харази, за Израиль поселенческий, а вы, господин Визель, за тот Израиль, что готов отдать Голаны, потому что не знает, что с ними делать. Каждому — свое, а?
Они переглянулись. Эта мысль им в голову не приходила. Точнее, компьютер почему-то такую модель прежде не рассматривал. Почему бы и нет?
Я почувствовал очередной толчок в бок и обнаружил позади своего стула все того же Цейтлина, сумевшего, видимо, отбиться от охранников.
— Хватит, Павел, — сказал Цейтлин. — Пора возвращаться.
— Погодите, — возразил я. — Я не понял, что станет с теми Израилями, которые не будут избраны.
— Пошли, — приказал Цейтлин. — Объясню потом.
* * *
Почему-то после пребывания в виртуальной реальности у меня во рту остается привкус паленого провода. Я сидел в кресле и облизывал губы высохшим языком.
— Спасибо, Павел, — сказал Роман, наливая мне чаю. — Ты нам очень помог…
— Чем? — удивился я. — Я ведь так ничего и не понял.
— Это неважно. Поняли системщики, которые читали в твоем подсознании. Мы нашли путь распространения вируса. И заказчика.
— Кто же это? Надо думать, один из этой компании? Не рав Шай, надеюсь?
— Не нужно гадать, я все равно не скажу. До выборов месяц, не нужно сейчас никаких скандалов.
— А жаль, — заявил я. — Мне понравилась идея: чтобы не народ выбирал лидеров, а лидеры выбирали себе народ.
— Народ у нас один, — сказал Роман, — а лидеров тьма.
— В этом ты ошибаешься, — пробормотал я. — Народов у нас тьма, и каждым нужно управлять отдельно. Кто сказал, что евреи — один народ? Евреи — это целая Вселенная, которая, как известно, бесконечна…
Бутлер посмотрел на меня сочувствующим взглядом. Совершенно напрасно — я немного утомился, но вполне контролировал свои мысли.
— Послушай, — сказал я. — Могу я опять погрузиться в компьютер? Мне как историку очень интересно. У каждого народа свое прошлое! Сколько ассоциаций, сколько линий!
Бутлер покачал головой.
— Антивирусная программа уже прошла, — сказал он. — Теперь там лишь отражение нашей предвыборной кампании. Числа и статистика.
— И народ выбирает лидеров, — сказал я. — Боже, как тривиально…
Глава 5 НЕСКОЛЬКО КАПЕЛЬ КРОВИ
У Романа Бутлера, комиссара Тель-Авивской уголовной полиции, есть очень нехорошая черта: он не любит, когда ему мешают работать. В результате я обычно узнаю о его очередном деле из ленты новостей, а репортеры люди свободные и независимые — что хотят, то и пишут. Приходится приглашать Романа на чашку кофе в неурочное время (в урочное его не застанешь дома) и выспрашивать подробности для моих исторических хроник. Роман, по его словам, не понимает, для чего в книге по истории государства Израиль нужны рассказы о расследованиях убийств. По-моему, это ясно: если в нормальном еврейском государстве должны быть свои воры, убийцы и проститутки (см. Собрание сочинений Бен-Гуриона), то описание деяний этих достопочтенных граждан есть непременная деталь истории.
— И проституток тоже? — подозрительно спросил Роман, когда я впервые изложил ему свою точку зрения
— Естественно! — воскликнул я. — Истории интересно все: от парадной речи президента Вейцмана до помады на губах путаны. И кстати, — добавил я, — для правдивой истории государства необходимо описание трудных полицейских расследований. Для английских историографов будущего романы Агаты Кристи не менее важны, чем речи Уинстона Черчилля!
— Понимаю, — задумчиво сказал Роман. — Ты хочешь присвоить лавры не только Черчилля, но и Кристи…
Он так ничего и не понял. Неудивительно, что дело, которое можно распутать за сутки, тянется у него обычно неделю. Убийство Иосифа Гольдфарба осталось бы нераскрытым, если бы в тот вечер Роман не позвал меня к себе на чашку кофе. И правосудие совершило бы жестокую ошибку, осудив невиновного.