Сквозь черную ткань наволочки стали проникать запахи — густой маслянистый, исходивший от пола фургона, и тошнотворная сладковатая вонь, которую испускало вспотевшее тело человека, впечатавшего девушку всей своей массой в стальной пол.
Где-то в глубине сознания Дженнифер понимала, что ей очень больно. Но сообразить, что именно и где болит, она была не в состоянии.
Девушка попыталась пошевелить руками и ногами, чтобы немного сориентироваться в пространстве и попытаться понять, не сломано ли у нее что-нибудь и какие части тела болят больше всего. В этот момент она, наверное, чем-то напоминала дремлющую собаку, которая гоняет во сне кроликов и подсознательно дергает при этом всеми четырьмя лапами. Буквально в ту же секунду раздался хриплый недовольный мужской голос:
— Ну уж нет, давай-ка без этого…
И тут в голове у Дженнифер снова раздался взрыв — опять в самом центре мозга, на линии глаз. Последнее, что она услышала, теряя сознание, были произнесенные женским голосом слова:
— Ради бога, только не убей ее!
После этого Дженнифер отключилась — провалилась в глубокое беспамятство, похожее на смерть.
Он вертел в руках бейсболку медленно и осторожно, будто живую. На внутренней стороне головного убора, вдоль кромки, были выведены чернилами два слова и рисунок. Надпись гласила: «Дженнифер — крутая». Между словами нашлось место для схематичного, как в мультике, изображения какой-то птицы, отдаленно напоминающей утку. «Единственный ключ к разгадке, — подумал Адриан. — Негусто». Ни фамилии, ни телефона, ни адреса.
Он сидел на краю кровати. Рядом, на лоскутном покрывале ручной работы, которое жена купила на ярмарке текстиля незадолго до смерти, лежал девятимиллиметровый «ругер». Адриан успел достать из ящиков письменного стола все фотографии жены и других родственников и разложить их по всей спальне. Теперь он мог совмещать приятное с полезным — готовиться к осуществлению намеченного и одновременно поглядывать на старые, дорогие ему снимки. Чтобы не оставить никаких сомнений в своем намерении, Адриан зашел в маленький домашний кабинет, где когда-то готовился к лекциям и семинарам, и, набрав в поисковом окне «Википедии» слова «деменция с тельцами Леви», распечатал соответствующую статью, к которой степлером прикрепил копию квитанции по счету, уплаченному в неврологической клинике.
— Что ж, — сказал он себе, — осталось только написать предсмертную записку… что-нибудь трогательное и поэтичное, берущее за душу.
Поэзия… ее профессор Томас любил всегда и даже сам время от времени баловался написанием стихов. На его книжных полках была собрана отличная коллекция мировой поэзии, от современной до античной, от Пола Малдуна и Джеймса Тейта — в глубь веков до Овидия и Катулла. Несколько лет назад он даже опубликовал за свой счет небольшой сборник стихов собственного сочинения, озаглавленный по иронии судьбы «Любовные песни и безумие». Впрочем, Адриан вполне сознавал, что большой литературной ценности его опусы не представляют. И все же писать стихи он любил — как верлибры, так и рифмованные строфы, и сейчас ему казалось, что привычка создавать словесные образы поможет ему точно выразить то ощущение безнадежности и бессилия, которое навалилось на него, когда он узнал о своей болезни.
«Поэзия вместо бесстрашия», — подумал он. Затем пришлось ненадолго отвлечься: тот самый томик нужно было обязательно положить на кровать рядом с фотографиями и пистолетом. Пусть тому, кто первым окажется на месте происшествия, все сразу станет ясно; пусть никаких тайн в связи с его самоубийством не останется.
Адриан еще раз напомнил себе, что перед тем, как нажать на курок, нужно будет позвонить в полицию и сообщить о стрельбе. Полицейские, конечно, примчатся на место происшествия в считаные минуты. Входную дверь нужно будет оставить гостеприимно распахнутой настежь. Приняв эти меры, Адриан мог быть уверен, что его тело найдут сразу, а не через несколько недель после смерти. «Вот и замечательно, — думал он, — никакого разложения, никакой вони, главное — сделать все по возможности чисто и аккуратно. Кровью, разумеется, зальет и забрызгает все вокруг — тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, полицейские, наверное, и не такое видали, — продолжал размышлять Адриан, — по долгу службы им приходилось сталкиваться с куда более неприятными и шокирующими ситуациями. В конце концов, наверняка я не первый в этом городе стареющий профессор, который решил, что потеря памяти и способности мыслить — вполне веская причина свести счеты с жизнью». Сейчас в голову почему-то не приходили имена коллег-самоубийц, и это несколько беспокоило. Впрочем, чепуха: наверняка такие были.
