Сейчас эта фотокарточка пылилась в подвале у Адриана: она лежала в большой коробке вместе со множеством других вещей брата, среди них был и орден Серебряной звезды, о котором Брайан никогда никому не рассказывал.
Пока Адриан молча изучал внешность Брайана, тот спустился с капота — двигался он медленно, с выражением мучительной боли на лице. Тем не менее движения его были исполнены самодовольства и лени — качеств, которые Адриан знал в брате с детства. Брайан никогда никуда не торопился. Он не спешил, даже если мир вокруг рушился. Это была замечательная черта: способность мыслить трезво, когда все остальные начинали паниковать. Адриан обожал брата за это спокойствие, неизменное в любой обстановке. Если бы, к примеру, Брайан внезапно оказался подхвачен бурным потоком воды, он смог бы выплыть, когда другие бы только беспомощно барахтались и тонули. За все время, пока братья росли вместе (а у них было всего два года разницы), что бы ни происходило, Адриан всегда оглядывался на младшего брата, чтобы понять, как правильно поступить в той или иной сложной ситуации.
Вот почему смерть брата так и осталась для него загадкой.
Брайан недовольно встряхнулся, подобно внезапно разбуженной собаке, и указал на свой правый рукав: тот был закатан до уровня форменной нашивки. Эмблема Первой кавалерийской дивизии — широкая черная полоса наискось и лошадиная голова на желтом фоне. Брайан потянулся, показав худые жилистые руки, и закинул винтовку на плечо. Он посмотрел в небо, щурясь от ослепительно-яркого солнца.
— Университетский городок, да, братишка? — фыркнув, полушутя-полусерьезно проговорил призрак. — Чистенько так, прилизано. На Вьетнам совсем не похоже, а?
Адриан покачал головой:
— Не похоже. Но и на Гарвард, и на Колумбийский юридический тоже не похоже. Как, впрочем, и на ту шикарную фирму на Уолл-стрит, где ты имел счастье работать. И на квартиру в Верхнем Ист-Сайде, где ты… — Он внезапно осекся. — Прости, — быстро произнес Адриан.
Брайан рассмеялся в ответ:
— И еще много на что не похоже. Ладно, не бери в голову. Ты хотел знать, почему я убил себя? Ну, об этом мы еще успеем поговорить. А сейчас, кажется, есть работенка поважнее. Такое расследование — дело нелегкое. Но железо надо ковать, пока горячо. Пока еще есть возможность идти по теплому следу. Ты и так уже долго тянул резину. Или не слышал, что говорила Касси? Она же сказала: пора шевелиться. Пора начинать, Адриан, времени ждать больше нет.
— Да я не понимаю толком, с чего начать. Все это так… — Он медлил, не находя нужного слова.
— Пугающе? Непонятно? — продолжил брат, все так же смеясь. Брайан часто сопровождал смехом разговоры на самые серьезные темы, словно пытаясь таким образом скрыть беспокойство. — Думаю, таблетки тебе помогут. По крайней мере, какое-то время они не позволят болезни сломить тебя. Итак, давай: что нам известно?
— Так в том-то и дело, что я, по сути, абсолютно ничего не знаю.
Улыбка вновь засияла на лице Брайана.
— Брось, все ты знаешь. Надо только правильно понимать, что значит «знание». Задай своим мыслям определенное направление и не суетись: представь, будто каждый новый вопрос — неизвестное в уравнении, которое необходимо решить.
— Да уж, тебе-то всегда удавалось организовать свою жизнь.
— О, в этом мне помогла армия. Вдобавок еще и юридическое образование. Да, разложить все по полочкам — был мой конек.
— Значит, ты мне поможешь?
— Для того мы и встретились. Я пришел к тебе затем же, зачем и Кассандра.
Адриан помолчал. Покойная жена. Покойный брат. Оба они смотрели на мир по-своему. В этот момент не имело значения, что со стороны люди могли наблюдать, как пожилой профессор ведет оживленную беседу с пустотой. Главное, сам он прекрасно видел и слышал своих собеседников.
Тем временем Брайан вытащил из винтовки обойму и стал набивать ее патронами, опершись о капот «вольво». Адриану вдруг нестерпимо захотелось протянуть руку и пощупать потертую одежду брата, от которой ощутимо пахло застарелым потом, болотной гнилью и чуть-чуть — порохом. Все было как в реальности, и хотя какой-то частью сознания Адриан понимал, что имеет дело лишь с игрой своего расстроенного воображения, это не слишком его смущало.
