Пробежавшись пальцами по клавиатуре, он выделил интересующий его список и навел курсор на первое попавшееся имя.
На экране появилась протокольная полицейская фотография в фас и в профиль: мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазами, редеющими волосами и в целом — это было видно даже по неподвижной фотографии — какой-то скользкий и изворотливый. Чего-то подобного Адриан и ожидал. К фотографии прилагался список задержаний, обвинений и судебных решений. Кроме того, на сайте был опубликован адрес «любителя поразвлечься» и краткое описание его «предпочтений». На экране высветилась также условная шкала опасности этого человека и его склонности к рецидиву. Открыв дополнительную сноску, можно было ознакомиться с кратким описанием того, как именно действовал мужчина, совершая свои преступления. В общем, все было ясно, понятно и четко структурировано. Тексты написаны сухим полицейским языком, без излишних эмоций. Прокололся он в окрестностях Молла, где его и арестовали. О таких подробностях, как мера раскаяния, выраженного преступником, и глубина психологических травм, полученных жертвами, на полицейском сайте, естественно, не сообщалось.
Адриан откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул. Скорее всего, информация, которую предоставило ему полицейское управление, имела какую-то ценность для профессионала — оперативника или следователя, но для него — ученого-психолога… Всю свою жизнь Адриан Томас исследовал поведенческие модели. Вне зависимости от того, ставил ли он опыты на лабораторных крысах или же изучал поступки, совершенные людьми, его задачей была формулировка смысла и цели тех или иных действий. Идентифицировать или описать ту или иную модель поведения, в общем-то, нетрудно: на это способен любой образованный человек, владеющий навыками вербализации наблюдений над предметами и явлениями окружающего мира. Работа же профессора психологии заключалась в том, чтобы выяснить подлинные мотивы, двигавшие объектом исследования, внутренний смысл и значение его поступков. От исследователя требовалось дать заключение по поводу того, как этот и другие возможные поступки того или иного человека могут воздействовать на окружающих. Кроме того, предполагалось, что психолог-профессионал может дать достаточно точный прогноз поведения исследуемого объекта на будущее.
Адриан наугад ткнул курсором в другую строку списка. Теперь на него с экрана смотрел другой человек — крепко сложенный бородатый мужчина с длинными, до плеч, вьющимися волосами и с огромным количеством татуировок, покрывавших, судя по всему, все его тело. Специальная сноска содержала несколько крупных планов: огнедышащие драконы, размахивающие мечами валькирии и щит — эмблемы какого-то байкерского клуба. Вернувшись на основную страницу, можно было получить все ту же официальную, скупую на мотивировки и детали информацию о совершенных этим человеком преступлениях.
Посмотрев некоторое время в глаза сфотографированному преступнику, Адриан понял, что по этому бесстрастному снимку, сделанному только в целях безошибочной идентификации арестованного, и по скупым строчкам описания его преступлений вряд ли можно сказать что-то существенное по поводу психологических особенностей этого человека.
В итоге профессор пришел к неутешительному для себя выводу: по всей видимости, та информация, которую он мог получить в открытом доступе в Интернете, вряд ли окажется для него полезной. Ничего нового о людях, которые похитили Дженнифер, на основании этих скупых данных он не сможет сказать.
— Ну что ж, раз такое дело… — задумчиво протянула Касси, опершись на плечо Адриана и бегло просмотрев страницу, открытую на экране его монитора, — похоже, выбора у тебя не остается. Ты должен сделать… то, что должен.
Адриан чувствовал ее теплое дыхание на своей щеке. Едва заметно кивнув, он сказал:
— Да, конечно. Но…
— Ты же сам всегда говорил, что испытываешь смешанные и противоречивые чувства, когда читаешь о результатах экспериментов, проведенных без твоего участия. В глубине души ты стопроцентно доверял только тем исследованиям, которые проводил лично. Изучая страх и его эмоциональное воздействие на человека, ты ведь всегда говорил, что должен сам увидеть происходящее. Разве я не права?
