Возвращаясь домой, Василий встретился на крыльце с хозяйкой.
— Однако вы, молодой человек, очень жестоки. Так отдубасить своего родного братца! — заметила она и снисходительно добавила: — Впрочем, он получил по заслугам. Очень уж разболтался мальчишка, целыми днями и ночами носится за комсомольцами... А вы надолго к нам?
— Не знаю... Немного поживу, если ничего не случится... А то подамся дальше. Неспокойно тут у вас. Осточертело все. Белые, красные. Залег бы в медвежью берлогу, пока все это не кончится... Есть у вас тут лес близко? — оглядываясь по сторонам, неожиданно спросил Василий.
Хозяйка после минутного раздумья, окинув Василия с ног до головы внимательным взглядом, словно она его в первый раз увидела, сказала:
— На днях у меня будет один мой знакомый. Он отлично знает всю округу. Я вас познакомлю с ним.
— А когда на днях?
— Может быть, даже сегодня или завтра. Я вас позову, когда приедет...
— Очень, очень буду вам обязан!
Хозяйка осмотрелась кругом и, убедившись, что поблизости никого нет, тихо сказала:
— На улицу не показывайтесь. По вечерам патрули ходят, документы проверяют...
Она спустилась с крыльца и, удаляясь к амбару, запела:
Белой акации гроздья душистые
Вновь ароматом полны...
— За что же ты так Женюшку отколотил? Два года не виделись, ни одного дня не проходило, чтобы он не вспоминал тебя, а ты его в первый же день так обидел, — упрекнула Василия мать.
Лицо ее было опечалено.
«Переиграл парень!» — с болью в сердце подумал Василий, тронутый огорчением матери.
— Где он?
— В кабинете Ивана Яковлевича уроки делает.
— Ты не огорчайся, — обнимая и целуя мать, сказал Василий. — Мы поссорились, мы и помиримся. Я сейчас все улажу.
— Скоро ужинать будем. Скажи ему, чтобы никуда не уходил.
— Не беспокойся мама, я его сегодня никуда из дома не отпущу...
Женька сидел за большим письменным столом и решал задачи.
— Ну, кому это сейчас нужно? — увидев Василия, он ударил задачником о стол. — Ребра сейчас считать надо у всякой белогвардейской сволочи, а не арифметикой заниматься!
— Ну, в этом ты не прав. Арифметика везде нужна. И в военном деле без математики не обойдешься, в особенности в разведке и в артиллерии, — заметил Василий, опускаясь на широкий кожаный диван. — Вот мне бы сейчас за парту... Кончится война, пойду на инженера учиться или на красного офицера.
— А кому нужны будут после войны красные офицеры?
— А кто, по-твоему, социалистическое государство от врагов революции защищать будет? Вот и выходит — нужны будут красные командиры. Так нам в полку комиссар говорил. А ты на кого учиться будешь?
— На доктора, лечить вас всех буду, или на пчеловода, буду всех медом оделять...
— Сладкую жизнь нам устроишь, это неплохо. Сладкое ты любишь. А вот что ты с матерью делаешь, орел?
— А что? Чего я наделал? — собирая со стола учебники, удивленно спросил Женька.
— Как чего? Ты ей наплел на меня черт знает что!
— Да сам же ты велел. Чудно только получилось. Иду я как дурак из бани с вымазанной мордой и хнычу. Хозяйки на дворе не видно. Прошел я мимо ее окон, поднимаюсь наверх, а она у нас на кухне с мамашей сидит разговаривает. Ну, мать увидела меня такого и сразу в слезы. «Кто же это тебя так, сыночек?»
Я и сказал, что ты меня ни за что ни про что отлупил до полусмерти. Хозяйка мамашу даже утешала, говорила: «Это ему на пользу пойдет!» Буржуйка чертова! Слышишь, поет! Это она от радости, верно, что мне влетело.
— Вот что, Женя, гранаты припрятал кто-нибудь из родственников или знакомых хозяйки. Она, может, сама не знает. Вспомни, кто еще, кроме землемера, бывает у нее?
— Ну, разные знакомые, соседи, поп с дьяконом заходят, но эти все днем бывают, а ночует у нее только землемер. Правда, мама говорила, будто видела сына хозяйского — офицера, только я думаю, ей с испугу померещилось. Наверное, этого самого землемера и видела.
— Ну, об этом я маму сам расспрошу. А ты мне скажи вот что: можешь ли провести меня в ревком садами?
— Могу. Если надо, идем сейчас, а то будет поздно, без пропуска и не пройдешь.
— Пройдем... Нам нужно только со двора уйти, когда стемнеет, чтобы никто не увидел...
