Получалось, папу посадили правильно. По делу и по закону. Ни с какого конца к чекистам придраться было нельзя.
Мама пошла к Председателю Президиума. Час с лишним она рассказывала Председателю небылицы о том, что отец арестован чуть ли не из-за преданности своему начальнику. И, де, подписав обязательство, отец замышлял предупредить Председателя о том, как будет за ним приглядывать. Предупредить не успел – арестовали.
Председатель не отвернулся от отца и подключился к хлопотам по освобождению. Он хоть и был формальным правителем республики, но оставался при этом членом Бюро ЦК, союзным депутатом. Спустя шесть месяцев из тюрьмы отца выпустили. Следующим после освобождения днем семья – пока в НКВД не передумали – снялась с места и уехала в
Акмолинск.
В Акмоле отец устроился секретарем Облисполкома. Должность небольшая, но она давала многие выгоды. В сорок девятом у отца вновь случилась неприятность. В отдаленном колхозе папа выглядел едва ли не готовую к выбраковке лошадь. Эту то лошадку он и купил по госцене. Какая на самом деле при жизни была лошадь, никто уже не припоминал – мясо то съели. Но вот то, как отец придавал решающее значение непригодности лошадки в общественном стаде и никак не мог убедить в этом проверяющих, послужило причиной появления в
"Казахстанской правде" статьи "Враг колхозного строя".
Теперь надо было срочно уносить ноги уже из Акмолинска.
Семья вновь оказалась в Алма-Ате. На помощь пришел секретарь ЦК по пропаганде Ильяс Омаров. Отца Омаров знал еще по довоенным газетным публикациям. Секретарь дал папе должность редактора журнала. Издание печатало материалы для казахов, проживавших за границей.
В Акмолинске семья привыкла жить, мало в чем себе отказывая. В
Алма-Ате денег не хватало. Родители посовещались и отец сел за переводы. Так вслед за рассказами и появился на казахском языке гайдаровский барабанщик.
В 56-м папа подписал с издательством договор на перевод духтомного романа Степанова "Порт-Артур". Работал он увлеченно.
Исписав очередных листов пятьдесят, отец зачитывал вслух написанное маме. Матушка слушала внимательно и иногда прерывала чтение возгласом: "Танажылгарсын!" Папа ощущал, что маме не просто нравится написанное – в эти минуты она гордилась им – и от предчувствия, что открывает в себе самом нечто такое, что возвышало его в собственных глазах, приходил в радостное возбуждение. От магии слов он пьянел и с горящими глазами походив по комнате, понемногу остывал и вновь принимался за работу.
"Порт-Артур" – роман на полторы тысячи страниц – оказался доходным произведением. Слухи о папином гонораре поднимали папин авторитет. Где бы не заходила речь об отце, непременно находился человек, который спрашивал: "Сколько получил Абдрашит за перевод
"Порт-Артура"?
Место основной работы отца – Союз писателей находилось в двух кварталах от дома. Из сослуживцев чаще других приходили на обед
Сандибек и Ислам.
Дядя Сандибек писатель-сатирик приходил не столько отобедать, сколько обговорить с мамой, как лучше выкрутиться из очередного недоразумения с женщинами. На момент первого появления в нашем доме сатирик развелся с третьей женой. Детей у него не было. Охотницы до его кошелька и жилища время от времени объявлялись в редакции журнала, где он трудился, с жалобами. Претензии сводились к тому, что, де, писатель обманул, обещал жениться и получив свое, теперь не признает отцовства рожденного якобы от него ребенка.
Заявлялись отдельные претендентки на Сандибека и к нам домой.
Приходили они в расчете на то, что отец, как старший товарищ писателя разжалобится и как-то повлияет на Сандибека. Отец запирался от жертв сатирика в кабинете. Разбиралась с ними матушка.
Заканчивалось всегда одинаково. С возгласом "кара бет!" мама сгоняла жалобщицу вниз по лестнице.
– Нельзя, нельзя так сильно любить женщин. – наставляла она
Сандибека. – Ты талантливый и должен беречь себя.
Сандибек грустно смотрел в пол. Мама продолжала установку.
– Никому не верь…Особенно женщинам. Они коварные…
Почему она так говорила о женщинах? Сама ведь женщина. Или она не считала себя женщиной? Непонятно.
