Зрение у капрала, надо полагать, было хорошее — он, по лицу видно, удостоверение прочитал, и в лице у него что-то явственно изменилось, появилось интернациональное, свойственное всем военным без исключения, в какой бы точке глобуса ни обитали, почтение сержанта перед генералом (ну, в данном случае, адмиралом, но разницы никакой).
— Полагаю, этого достаточно? — холодно спросил Мазур, пряча удостоверение в карман.
— Конечно, сэр, — сказал сержант надлежащим тоном. — Потом спросил чуть удивленно: — Что же вы ездите в одиночку? Места тут беспокойные, бывает опасно…
Руку с кобуры он убрал уже давно.
— Служба, — сказал Мазур. — Вы человек военный, должны понимать.
— А что за служба? — не сдержавшись, из чистого любопытства выпалил капрал, тут же опомнился, понурился.
— Вас что, не учили в сержантской школе, что такое военная тайна? — ледяным тоном осведомился Мазур.
— Учили… — таращась в землю, убитым тоном сообщил капрал.
— Давно служите?
— После школы — два с половиной года, — прилежно доложил капрал с таким видом, словно надеялся, что все обойдется.
— Ну, тогда сами должны многое понимать, — сказал Мазур. — Представляете, во что превратится армия, если адмиралы будут рассказывать капралам о секретных операциях, которые проводят?
— Так точно, сэр!
— И во что же, как по-вашему?
— Простите за выражение, в бардак, сэр. — Ну вот, вы сами все понимаете… — сказал Мазур. — У вас есть ко мне еще какие-то вопросы?
— Никак нет, сэр! Счастливого пути! Дальше уже не шалят, так что можете чувствовать себя спокойно…
— Я знаю, — кивнул Мазур, поворачивая ключ зажигания. — Удачи!
Ну вот, подумал он, отъехав метров на двести. Первая встреча с властями в роли похитителя бриллиантов а-ля Буссенар прошла как нельзя более удачно…
Или нет? Поскольку все в мире относительно, а мастерство спецслужб по части всевозможных спектаклей общеизвестно, все только что происшедшее могло оказаться как раз спектаклем, декорацией. Капрал, не исключено, вовсе не капрал, а, скажем, капитан, закончивший нечто посерьезнее сержантской школы (возможно даже, в Европе), ну, и его подчиненные — вовсе не сиволапая пехтура. И затеяно все для того, чтобы зафиксировать появление Мазура на сцене — ну, а брать его можно в том же Лубебо, где в некотором смысле комфортнее…
Или нет? Здоровая мания подозрительности, конечно, должна присутствовать всегда, в их веселом ремесле без нее не обойтись — но и доводить ее до абсурда не стоит. Можно было поступить гораздо проще, не заморачиваясь сложными спектаклями: скажем, выезжая за очередной поворот, Мазур видит преградившую ему дорогу роту солдат с парочкой броневиков — а сверху, до кучи, объявляется еще и военный вертолет, а то и парочка. И все, абзац котенку. При таком раскладе Мазур от них ни за что ни отбился бы не то что сейчас, но и в свои бравые лет тридцать, повязали бы, как пучок редиски. Глупо думать, что охотникам не пришел бы в голову такой надежнейший вариант. Так что будем считать, что капрал — он капрал и есть…
Потом мысли вернулись к радиолюбителю из миссии. Могло быть и еще одно объяснение, крайне выгодное для Мазура. Тот тип был не заброшенным на одну из «ключевых точек» наблюдателем охотников за Мазуром (ну, точности ради — похитителем алмазов, вряд ли они уже знают, что спер их именно Мазур), — а соглядатаем, отправленным просматривать издали за Стробачем его нанимателями. Поскольку за Стробачем, как за любым на его месте, просто необходим потаенный присмотр. В алмазном бизнесе идеалистов и романтиков столько же, сколько в спецназе, то есть — ноль целых, ноль десятых. И уж тамошние-то ребятки прекрасно знают все о сложностях жизни и ее соблазнах.
Стробач — не благородный подвижник, служащий какой-то светлой идее бескорыстно и яростно. Вовсе даже наоборот: наемник без малейших моральных принципов, хватающийся за любую работу, где можно прилично подхалтурить, не разбирая, насколько она грязная. Только прекраснодушный идеалист и романтик может думать, что такой человек, заполучив в белы рученьки пакет с двумя килограммами не обработанных алмазов, потащит его своим хозяевам, как натасканный спаниель подстреленную утку, которую не имеет права сожрать сам, даже если слюнки текут. Получится, и к бабке не ходи, с точностью до наоборот. Покойная Анка не открыла никаких Америк, выдвинув идею: «Надо взять камни себе и смыться с ними подальше». Эта идея родилась на свет наверняка еще в древние времена — как только появились ценности, с которыми можно было смыться, обманув своих доверителей. И проявляла себя в истории человечества несчитанное число раз — хотя точно никто, разумеется, не считал, еще и потому, что подобные предприятия сплошь и рядом проворачиваются в глубокой тайне…
