Я стоял на поляне, снега на которой почти не было. Только под высокими деревьями ещё холодели сугробы.
Дрозды-дерябы трещали и голосили на ёлках. Казалось, это еловые шишки трутся друг о друга зазубренными боками.
Я почувствовал странный запах, который шёл с земли. Из старой травы, из прелых листьев торчали какие-то короткие стебли. На них распустились небольшие сиреневые цветочки. Я хотел сорвать несколько, но стебли не поддавались, гнулись в руках и наконец лопнули, переломившись. Они оказались полыми - пустыми внутри.
От цветов пахло так приятно, что даже закружилась голова, но стебли их будто зашевелились в руке. Показалось, они живые и ядовитые.
Стало неприятно, и я отложил цветы на пенёк.
"Свис-с-с-с-с!.." - пронеслись над поляной чирки. Еле заметен в тёмном небе их серебряный след.
Сумрак поднялся с земли, стемнело, и тогда послышался хриплый и ласковый голос за берёзами:
"Хорх... хорх... хорх... хорх..."
Длинноклювая, с косыми крыльями птица вылетела из-за леса и пошла над поляной - "хорх... хорх...", - то ныряя вниз, то вскидываясь, как бабочка.
Вальдшнеп! Вальдшнеп тянет!..
Совсем стемнело, и я пошёл к дому.
Холодом тянуло по земле, хрустела под ногами корка льда, схватившая лужи.
На опушке в лицо вдруг повеяло теплом. Земля оттаяла, согрелась за день, теперь воздух греется об неё.
Я шёл полем и вспоминал цветы, оставленные на пеньке. Снова показалось, что стебли их шевелятся, шевелятся в руке.
Я не знал, как называются эти цветы.
Потом только узнал - волчье лыко.
ФИОЛЕТОВАЯ ПТИЦА
Как-то в мае, когда снег уже потаял, я сидел на стуле, вынесенном из дому, и чистил ружьё.
Дядя Зуй сидел рядом на чурбаке и заворачивал махорочную самокрутку.
- Видишь ты, какие дела-то... - сказал он. - Куры у меня не ноские.
- Яиц не несут?
- Яйцо в неделю - разве ж это носкость?
Такого слова я вроде не слыхал. Чудное - сразу в нём и "нос" и "кость".
Сквозь ружейные стволы я глянул в небо. В них вспыхнули и нанизались одно на другое светлые оранжевые кольца, где-то в конце стволов слились в голубой пятачок - кусок неба.
- Я уж тут новую несушку купил, - толковал дядя Зуй. - У Витьки Белова. У него все куры ноские.
Дочистив ружьё, я пошёл поглядеть на новую несушку.
Три курицы бродили у Зуюшки во дворе. Две-то были знакомые пеструшки, а третья - необыкновенного фиолетового цвета. Но вела она себя нормально, говорила "ко-ко-ко" и клевала намятую варёную картошку.
- Что это за масть у неё?
- Она белая, - сказал дядя Зуй. - Но, видишь ты, белые куры в каждом дворе, так я её чернилами приметил, чтоб не спутать.
- Гляди, станет она фиолетовые яйца носить.
Тут курица вдруг подошла ко мне и - хлоп! - клюнула в сапог.
- Пошла! - сказал я и махнул ногой.
Курица отскочила, но потом снова подбежала и - хлоп! - клюнула в сапог.
- Цыпа-цыпа, - сказал дядя Зуй, - ты что, холера, делаешь?
Тут я догадался, в чём дело. Сапоги были все облеплены весенней грязью. С утра я ходил на конюшню, а там кто-то просыпал овёс. Потом белил яблони, обкапал сапоги извёсткой. Каждый сапог превратился теперь в глиняный пирог с овсом и с извёсткой.
Фиолетовой несушке так понравились мои сапоги, что, когда я пошёл домой, она двинула следом.
На крыльце я снял сапоги и отдал ей на растерзание. Из окошка я видел, что она обклевала весь овёс и всю извёстку. Извёстка ей нужна, чтоб скорлупа у яиц была прочнее.
Обклевав сапоги, курица опрокинула банку с червями, накопанными для налимов, и принялась за них.
Тут я не выдержал, выскочил на крыльцо и схватил полено.
Взмахнув чернильными крыльями, она перелетела со страху весь двор и уселась на берёзе.
На другой день, возвращаясь с охоты, я увидел на дороге фиолетовую птицу. Издалека она узнала меня и подбежала, чтоб клюнуть в сапог.
Пока была на дорогах грязь, курица встречала и провожала меня. Но вот весна кончилась, грязь на дорогах подсохла. Как-то я шёл из леса и снова увидел на дороге свою знакомую.
А она-то даже и не поглядела на меня, пошла прочь.
"Что такое?" - подумал я.
Глянул на свои сапоги и увидел - нету сапог. Иду я по траве босиком лето наступило.
