– Например? – На лице его расцвела циничная ухмылка.
– Ну, не то чтобы совсем другим… Просто на время оставить ресторан. С тех пор как я обнаружила на чердаке записную книжку Абигайль, я все время думаю, что неплохо бы найти ей какое-нибудь применение. Испробуй ее советы, а затем напиши книгу – так же, как ты сделал с ее рецептами. Помнишь, в какой мы пришли восторг, когда вычитали, как приготовить знаменитое сырное суфле? – Я потянула его за рукав. – Милый, это может оказаться ужасно забавным и принести нам кучу денег.
– Элли, я не могу. – Бен чмокнул меня в щеку. – Я не уйду из ресторана. Хотя бы назло растреклятым вегетарианцам. Все образуется, вот увидишь, родная.
– Я в этом не сомневаюсь, – прошелестела я, – но…
– Что?
– Мне кажется, что ты больше не получаешь удовольствия от готовки. Первый восторг прошел, и теперь это просто работа.
– И что? – Бен поднял глаза к небу. – Люди не увольняются и не меняют профессию всякий раз, когда на них обрушиваются неудачи. Солнышко, я ведь взрослый человек, а не малое дитя. Более того, семейный человек. Родная, – он ущипнул меня за руку, – ты боишься, что я вот-вот стану занудой?
Я хотела было возмутиться, но, глянув на сдвинутые брови, лицемерно хихикнула.
– Что ж, раз ты сам затронул этот вопрос, дорогой, должна признаться, что знакомство на кладбище вывело меня из равновесия. Мне почему-то кажется, что участь подруги такого крутого субъекта, как Кожаный Джо, куда более увлекательна, чем унылое существование добропорядочной домохозяйки.
Бен подарил мне обольстительную улыбку и сел в машину. Прежде чем он захлопнул дверцу, я быстро нагнулась и поцеловала его.
– Поспеши в дом, – велел мне мой ненаглядный супруг, и глаза его полыхнули изумрудным огнем, – с неба вот-вот хлынет.
– Уверена, – мечтательно проворковала я, впившись в него еще одним поцелуем, – что у миляги Джо имеется по меньшей мере пара татуировок, а уж по части пирсинга ему наверняка нет равных – дырки везде, где только можно.
– Элли, отправляйся в дом, пока не вымокла! – проревел Бен, заводя двигатель.
– Ты мог бы вытатуировать мое имя…
– Давно! На сердце.
С этими словами он укатил, а я со всех ног припустила к дому. Мокрые волосы холодными змеями хлестали по щекам, юбка липла к ногам, словно ее вымазали шоколадно-банановой смесью.
На кухне мирно сидели Джонас и Фредди. Первый все еще клевал носом, а второй при моем появлении вскочил и исполнил пляску святого Витта, выкрикивая, что изнемогает от голода. У бедняжки с самого ленча не было во рту ни крошки. Кормежка Джонаса давно уже стала смыслом моей жизни, а Фредди сегодня отличился, посидев с детьми, так что я без лишних слов бросилась к плите. Через три минуты на столе дымились пирамида сосисок, гора жареной картошки и вулкан печеной фасоли.
– Яйцо-другое тоже не помешало бы, – прочавкал Фредди, заглатывая разом пару сосисок, – но я рад, Элли, чавк-чавк, что ты позаботилась о нас, прежде чем уйти, чавк-чавк.
– Уйти? – переспросила я, разливая чай. – Я разве говорила, что куда-то собираюсь?
– По глазам вижу. – Фредди выхватил у меня чашку. – После того как в детстве сунул нос в твой дневник, ты для меня открытая книга. Так что можешь не врать, будто не сгораешь от желания помчаться в «Высокие трубы» и одним глазком взглянуть, что там поделывают благочестивые сестрицы Миллер.
– И в мыслях не было, – солгала я. Сейчас я впрямь не думала о Женеве и Барселоне, но во время похорон поклялась, что загляну к ним при первой же возможности.
Фредди чавкнул особенно проникновенно.
– Интересно, не повесят ли они портрет миссис Гигантс вместо морды той волкодавши, о которой ты накануне талдычила.
– Да эта женщина и в раму-то не влезет, – проворчал Джонас, расчленяя сосиску, словно это был чей-то труп. – Тут без фрески во всю стену не обойтись.
Я строго заметила, что о покойных дурно не говорят. Джонас сердито завозил останками сосиски по тарелке и объявил, что сроду не был лицемером и на старости лет не собирается меняться. Я будто бы ненароком прошлась мимо вешалки, потом еще раз, в третий сорвала с крючка плащ и выпалила, обращаясь к Фредди:
