Чисто убийственная магия - страница 20

Заинтригованная скоросшивателем, Пандора раскрыла его и обнаружила, что он переполнен листами, исписанными маминым почерком. «Хмм, — подумала Пандора, — выглядит многообещающе…» Вчитываясь в рукопись в тусклом свете, проникавшем из приоткрытой двери, она задумчиво кусала сэндвич. Через пару страниц ей удалось отыскать то, что она искала. Там было написано:

Зд. 4. Транспластика, уменьшение и увиличение увелечение увилечение.

Эксперимент Один — вода в вино, принцы в лягушек и т. п.

Палочка

П.в. требуется твердость руки.

Внизу открылась парадная дверь, и Пандора услышала голос матери, призывающей зверей к порядку. Хрюканье и плеск, доносившиеся ото рва, означали, что Току пора баиньки, а топот и бряцанье цепей свидетельствовали о том, что синьора Стрега-Борджиа провожает Сэба, Ффупа и Нота в подземелье. Значит, у Пандоры оставалось около двух минут, чтобы оставить спальню точно в том виде, в каком она была до ее визита.

Запихнув все обратно в кейс, она осторожно вынула три интересующие ее страницы из скоросшивателя, сунула их под пижаму и убрала папку в кейс. До того как девочка услышала приближающееся мамино чихание, она еще успела задвинуть защелку, застегнуть ремешки и бросить кейс на кровать.

Крадучись, она проскользнула по коридору и спустилась по лестнице в свою собственную спальню. Судя по отсутствию света за дверью Титуса, он уже спал, счастливый сознанием того, что сестра на один день приблизилась к заплыву с Током. «Погоди, Титус, — пробормотала она, натягивая на голову стеганое одеяло и включая фонарик. — Сначала я доберусь до этих палочек, а потом… посмотрим, кто кого». Она вытащила листки с заклинаниями из-под пижамы и принялась заучивать их наизусть.

Шлосс спал, тяжелый воздух сгустился от сновидений, а нежный плеск волн на берегу создавал ритмичный фон мелодии сонного посапывания. Погруженной в свою полярную ночь Стрега-Нонне снились эскимосские иглу и лед. Морозильник слегка жужжал и постукивал, питаемый тонким кабелем, который змеился от ее ложа к розетке в стене. Несколько ярдов пола на его пути были покрыты желтоватой лужицей. Эта лужица состояла из жидкости, просочившейся из забытых Пандорой пакетов с рыбными палочками, профитролями и мороженым. Поначалу это была довольно мерзкая комбинация из рыбного бульона, растаявшего шоколадно-бананового мороженого, мятно-шоколадных хлопьев и клубничного сока. Но таковой лужа была четырнадцать часов назад.

Теперь же в мягком тепле подвала лужа превратилась в то, что можно было с уверенностью определить как биологическое бедствие. Бактерии в ней формировались, росли, достигали зрелости, обзаводились детьми и становились дедушками и бабушками. Все эти кишащие мильоны и тьмы организмов кормились лужей, приходили за добавкой, микроскопически отрыгивали и благодаря изобильности пира испускали огромное количество едких газов. Лужа воняла. Мультитьюдине, пропустившей завтрак из шкурок бекона, лужа представлялась чем-то вроде райских кущей.

«О ДА, — думала она, мчась к луже на всех парах. — О ДА, о ДА, — продолжала она, закатывая верхнюю губу и обнажая длинные желтые зубы. — Мммхммм, сладенькая рыбная тухлятинка, ммхмм, кисленькая сырная гнильца, ммХМММ вкус разложения, ммХМММ? А вот и резиночки пожевать… БАНГ? Ого… Фссшш…

Без этого фейерверка можно было бы обойтись, — подумала Мультитьюдина, потирая обожженный нос и оценивая ущерб, нанесенный усам. — Хорошая еда не нуждается в подобного рода украшательстве». Попискивая от возмущения, она стремглав выбежала из подвала и понеслась наверх в свое убежище под кроватью Титуса.

Холодильник, безмолвный свидетель происшедшего, начал приспосабливаться к новым условиям существования в качестве просто большого ящика. Началось таяние.

Над Стрега-Шлоссом занималось утро, сырое и серое. Дождь покрывал поверхность рва рябью, похожей на тяжелый случай юношеских прыщей, и Ток забился под островок кувшинок. Лужи разрастались, с карнизов лило, а окна запотели изнутри. В плохую погоду подземелье имело обыкновение отсыревать и подтекать, поэтому из чувства сострадания миссис Маклахлан разрешила Сэбу, Ффупу и Ноту пойти в кухню обсушиться. Мари Бэн у плиты помешивала в кастрюле вулканически булькающую кашу. Ее желтые ноги были обуты в несообразные пушистые розовые тапочки, украшенные маленькими кроликами. Сморщив рот и прищурив глаза, она пыталась игнорировать Нота, который, не отрываясь, смотрел на ноги поварихи, лелея надежду на то, что она обута в его завтрак.