Старший научный сотрудник научно-исследовательской лаборатории «Росметгидроземлепроект», а ныне два месяца как пенсионер, Николай Ефремович Тумаков не к добру затеял ремонт в собственной квартире. Впрочем, ремонт затеяла супруга Анна Аркадьевна, которой внезапно приспичило переклеить обои и побелить потолок. Чем она мотивировала свое желание, Николай Ефремович даже не поинтересовался, он привык снисходительно смотреть на капризы жены и реагировать на них только в особо критических случаях. Раньше, когда муж трудился в лаборатории, по причине небольшого оклада и смехотворной премии его, а также вследствие отсутствия у оного свободного времени капризничала Анна Аркадьевна мало.
Но на этот раз Анна Аркадьевна поставила вопрос ребром: или Николай Ефремович переклеивает обои и белит потолок в большой комнате, или она с ним разводится. И это после сорока лет совместной жизни! Жестокость и равнодушие супруги показались Николаю Ефремовичу форменным свинством, он, глядя ей в лицо, рассмеялся, нервно похрюкивая, но пронять перешедшую все мыслимые границы супругу не удалось. Она заявила, что и так ему, криворукому и косоглазому, сделала снисхождение, наняв чужую платную рабочую силу на укладку кафельной плитки в ванной комнате.
Николай Ефремович почувствовал себя рабом! Он пожалел себя и опрометчиво согласился на развод. Анна Аркадьевна, собравшаяся было на дачу, вмиг села за письменный стол и принялась сочинять заявление на расторжение брака, вслух комментируя каждое предложение. Николай Ефремович не выдержал жениного напора, больше, правда, беспокоясь по поводу того, что скажут общественность, их великовозрастные дети, малолетние дети детей, узнав, что одной фразой «не сошлись характерами» в заявлении гражданки Тумаковой не обошлось. Она, смакуя подробности, охотно расписала проступки супруга, начиная со встречи этого Нового года, когда тот, находясь в праздничном подпитии, перепутал ее с соседкой Свистуновой, незамужней дамой фривольного поведения. Анна Аркадьевна дошла до Восьмого марта, когда Николай Ефремович перепутал супругу с еще одной одинокой дамой, ведущей асоциальный образ жизни...
И тогда он вздохнул, пламенно сказал себе, что нужно меньше пить, что все бабы сволочи, и забрал свои опрометчивые слова обратно, смирившись с ударом судьбы.
Анна Аркадьевна, обрадованная кардинальным поворотом событий, вскочила, спрятала заявление на расторжение брака в сумочку, поцеловала мужа в нос, после чего указала ему на купленные ею и великовозрастными детьми на последние деньги рулоны итальянских обоев, пачки клея и побелки, кисточки, старый пылесос и уехала на дачу.
Николай Ефремович засучил рукава... сел на табурет и закурил. Ремонт он делал второй раз в жизни. До этого ему все как-то удавалось отвертеться, ссылаясь на работу. Но теперь у него, как у пенсионера, подобное алиби отсутствовало. Одна была радость, что отсутствовала и жена, он мог обойтись без ее ценных руководящих советов.
Выкурив две сигареты, хорошенько подумав над жизненной несправедливостью, обругав оптом весь женский пол, и в частности супругу Анну Аркадьевну, Николай Ефремович взялся за работу. Он размешал в приготовленном заранее тазике обойный клей, тщательно прочитав перед этим инструкцию, и взялся за побелку, решив совместить, как некогда делал великий полководец Юлий Цезарь, два занятия в одном. Сделать махом дело и гулять смело. Только после очередного перекура, кстати, и в этом была своя прелесть – курить теперь можно было где угодно, Николай Ефремович вспомнил, что жена достала белые простыни и наказала ими накрыть что-то ценное.
Самым ценным, что у него было, Николай Ефремович считал серо-буро-малиновый твидовый пиджак, в котором отходил последний десяток лет в лабораторию. Воспоминание о любимом пиджаке подвигло его на то, чтобы разоблачиться полностью и обмотаться белой простыней наподобие древнего римлянина. Для удобства он обул женины вьетнамки со стразами, у нее была еще та лапища, и смастерил себе на лысину шляпу из газеты.
Звонок в дверь раздался как раз в ту минуту, когда Юлий Цезарь Тумаков, забравшись на стремянку, лепил мокрую длинную итальянскую обоину к стене.
