Поток сознания, с детских лет вселившийся в мою душу, посетил и тот город. Вечером, когда начинаются телевизионные новости, когда птицы пересекают темнеющее небо, когда большое заходящее солнце спокойно опускается за горизонт, я всегда гуляла одна. Когда жила с матерью, я всегда возвращалась домой переодеться — после занятий в школе, свидания с возлюбленным, встреч с друзьями.
Это были единственные моменты, связывающие меня с матерью. Я возвращалась не потому, что хотела встретиться с ней, это было как чувство долга по отношению к неродному человеку. Инстинктивное ребяческое желание напомнить ей, что есть живое существо, о котором надо заботиться, впиталось в мое сознание.
Когда я появлялась дома, мать всегда ужинала. Потом уходила в магазин. После того как отец перестал бывать дома, прошло уже довольно много времени, поэтому во второй половине дня мы почти всегда были вдвоем. Немного пообщавшись во время маминого ужина, я провожала ее. Пока-пока, доброго пути! — махала ей рукой, мыла посуду, наводила порядок, а потом обычно отправлялась к друзьям или возлюбленным. Возвращалась домой поздно.
Были и такие дни, когда мама не приходила ночевать. Но она никогда не водила мужчин к нам домой. Наверно, для нее, с обостренным чувством долга, дом был местом отца. Меня поразило, как мать с таким чувством долга тайно прикарманила наследство. Я не укоряла ее, наверно, она очень оскорбилась, что отец ничего не оставил ей, той, которая изо всех сил воспитывала меня, не родную.
В этом незнакомом городе я сходила на аттракционы, много раз попила кофе, сидя на дамбе, смотрела на заходящее солнце, почитала в книжном магазине и перестала осознавать, что происходит.
У меня появилось ощущение, как будто я нахожусь в городе из обычного сна. Будто сердце отказывается работать под заходящим солнцем. У меня кружилась голова, мне казалось, что я поверну за угол и смогу вернуться домой. Я не могла себе представить ничего, кроме дома, где жила с матерью, я чувствовала, как воскресает запах выстиранного белья и слышится скрип пола на кухне. Хотя наш дом был еще довольно крепкий — он был двадцатилетней давности постройки — повсюду образовались щели, летом было жарко, зимой — холодно. Мне казалось, будто я смогу вернуться в тот дом. Казалось, мать как ни в чем не бывало будет ужинать, и, если неожиданно войду, я снова начну прежнюю жизнь. Я даже подумала, что сегодня понедельник, поэтому и белье сложено для стирки, и за покупками тоже надо идти.
Однако мать жила в неком особняке в этом городе с незнакомым мужчиной. Я вернулась к новому ее дому в то время, которое считала как раз подходящим.
Мать никогда не задергивала занавесок, естественно, и здесь они были раздвинуты. По суетливым движениям ее силуэта в окне можно было понять, что она спешит уходить — в ее обычной манере, одевшись, передумать и еще раз поменять пиджак, и по привычке рассматривать себя, поставив у окна большое зеркало. Я больше и больше запутывалась и перестала даже понимать, в каком времени я нахожусь. Казалось даже, если я войду, станет так, будто ничего не было, и время вернется. Мать выключила свет и вышла из комнаты. Значит, мужчины сейчас нет дома, подумала я.
Затем мама, не подозревая о том, что я притаилась неподалеку, быстро покинула дом. Мало того что она красавица, она умела хорошо обслуживать посетителей закусочной — это было ее любимое занятие. В этом городе она развлекалась тем же. Ее стройная фигура со спины совершенно не изменилась. Мама торопливо уходила.
Я быстро нашла почтовый ящик от маминой квартиры, пошарила сверху. Как я и думала, она, как всегда, приклеила туда липкой лентой ключ. Я достала его и направилась в новую мамину квартиру.
Дом был большой — многоквартирный жилищный массив. Я была грабителем — когда проходила мимо кого-нибудь, каждый раз у меня учащенно билось сердце. Из окон слышались веселые голоса детей, голос их отца, принимающего ванну, голос, который кого-то звал, звуки приготовления ужина, ощущались приятные запахи… Мне почему-то захотелось плакать, и я быстро миновала коридор.
