Чикатило время от времени открывал глаза, смотрел в потолок на горящую вполнакала лампочку в сетчатом колпаке и всякий раз видел на месте лампочки свешивающуюся из-под потолка петлю.
Видение не уходило, и это нервировало. Отбросив одеяло, он вскочил с койки и принялся в раздражении ходить по камере, как автомат: туда-сюда, туда-сюда.
– Раз. Два. Три. Четыре… – бормотал он себе под нос. – Раз. Два. Три. Четыре…
Если бы кто-то наблюдал сейчас за ним, мог бы подумать, что Чикатило и вправду сошел с ума. Но за заключенным никто не наблюдал.
* * *
Точно так же он метался по своей кухне в Новочеркасске: с остекленевшими глазами, кривящимся ртом и судорожно сжимающимися пальцами. Как автомат: туда-сюда, туда-сюда. Как загнанный в угол зверь. И ему было от чего почувствовать себя таким.
Открылась дверь. Вошла заспанная Фаина в ночной рубашке.
– Андрей, ты чего тут? – спросила удивленно. – Что с тобой?
Чикатило замер и поглядел на жену невидящими глазами. Лицо его сейчас походило на посмертную маску, и от этого становилось не по себе. Фаина еще больше испугалась, когда муж вдруг, не меняя выражения на лице, сделал к ней шаг и протянул руку.
Фаина отшатнулась в страхе.
– Не надо садиться в чужие машины! – замогильным шепотом пробормотал Чикатило. – Не надо!
– Ты с ума сошел, что ли? – повысила голос Фаина. – Какие машины, ночь на дворе!
Чикатило вдруг остановился, опустил руки, взгляд его стал живым и сосредоточенным.
– Фенечка… – пробормотал он извиняющимся тоном.
– Зря я тебе про эти убийства рассказала, – рассердилась на себя Фаина. – Иди ложись. Валерьянки накапать?
Чикатило опустил голову и мимо Фаины прошаркал в коридор.
1992 год
«Ты с ума сошел, что ли?» – всплыла фраза жены из глубин памяти.
Чикатило перестал мерить шагами камеру в СИЗО, остановился и забормотал:
– Ты с ума сошел, что ли? С ума… сошел…
В этой случайно всплывшей в памяти фразе было откровение.
С ума сошел!
* * *
В кабинете Ковалева было многолюдно – тут собрались все члены московской и ростовской групп, занимающиеся делом потрошителя, и другие офицеры. Не было только самого Ковалева.
Хмурый Витвицкий стоял у стены возле входной двери и смотрел поверх голов. Рядом с ним замерла Овсянникова. Гул не стихал, как бывает, когда много людей в одном пространстве вполголоса переговариваются друг с другом.
– Коллеги, а чего мы, собственно, ждем? – не выдержал, наконец, кто-то.
– Не чего, а кого! – Липягин с мрачной веселостью кивнул на стул во главе стола. – Начальство наше задерживается.
– А по-моему, оно опаздывает, – посмотрел на часы один из офицеров.
В этот момент дверь распахнулась, и все разговоры затихли сами собой. В кабинет шагнул Горюнов, за ним вошел невысокий лысеющий мужчина лет сорока пяти с лицом, на котором отражалась вечная неприязнь ко всему окружающему.
– Начальство, товарищи офицеры, никогда не задерживается и уж тем более никогда не опаздывает, – подвел итог болтовне Горюнов и прошел на свое место. – Рассаживайтесь, товарищи, рассаживайтесь.
Загромыхали стулья, сотрудники занимали свои места. Стоять остался только человек с залысинами. Он исподлобья рассматривал собравшихся, особое внимание уделяя тем, чьи любопытные взгляды ловил на себе.
– Прежде всего, позвольте вам представить нового руководителя межведомственной группы полковника Брагина Виктора Петровича, – продолжил между тем Горюнов. – Виктор Петрович назначен на место полковника Кесаева…
– Здравствуйте. – Голос у Брагина был неприятный, рокочущий. – Назначен я на свое место, и очень надеюсь, что сумею в рамках своих полномочий закончить то, что было начато до меня. С товарищем Горюновым, – он кивнул в сторону майора, – мы уже знакомы. А где полковник Ковалев?
– Александр Семенович в отпуске, – подал голос Липягин. – На той неделе возвращается.
– Что ж, пусть отдыхает, – снисходительно кивнул Брагин. – С остальными познакомимся в рабочем порядке. И давайте сразу к делу. Я ознакомился с материалами и хочу сказать без обиняков: все очень плохо. Расследование топчется на месте, новых идей нет, инициативы от сотрудников я не увидел, а главное – нет результата…
