Образовалась целая литература во Франции и в Италии из сочинений, посвященных страстному разбору теорий Беккариа, как со стороны его поклонников, так и со стороны враждебного лагеря. Граф Монтанари, доктор Вергани, профессор Джудичи, экономист Бриганти отстаивали необходимость смертной казни, адвокат Руска и другие оспаривали отмену пытки, римский юрист Роджери удивляется, что находятся люди, сочувствующие разбойникам, душегубам, которых следует казнить немедленно, на месте совершения преступления. Роджери ближе к сердцу участь обездоленных семейств трудолюбивых граждан, павших жертвами кровожадных убийц, этих негодяев, пропойц, каторжников, проливающих человеческую кровь, как воду. Вот кого надо охранять, а не заботиться о головах чудовищ, которые самой судьбой приготовлены для виселицы. В этой полемике принял участие впоследствии прославившийся Филанджиери, тогда еще молодой человек, отличный знаток английского парламентского управления, оказавший своей родине важные заслуги. У него было очень много сходных черт с автором трактата, даже семейная его жизнь была похожа на жизнь Беккариа. Но в вопросе о смертной казни Филанджиери переходит на сторону противников миланского реформатора.
Едва ли не большую сенсацию произвела книга Беккариа во Франции, где она была запрещена «за недостаток уважения к законам». Общество переживало тогда один из поучительнейших моментов своего исторического существования. Особенное раздражение вызывало судебное сословие своими безобразными приговорами. Страна была возмущена неожиданными исходами процессов Лебарра, Сирвена, Калласа и других. Эти судилища получили огромную огласку во всей Европе, вызывая всеобщее негодование. Вольтер заклеймил судей кличкой «убийцы в тогах». Фридрих Великий высказался по этому поводу, что французские судьи не придают никакого значения человеческой жизни…
И в ту минуту, когда Вольтер вместе со своими друзьями собрался навсегда оставить Францию, где в ходу были такие судебные убийства, появилось сочинение Беккариа. Ослепительным солнечным лучом, осветившим всю глубину падения французской магистратуры, показалась вдохновенная проповедь Беккариа о полнейшей негодности всей судебной системы, отжившей свой век, требующей немедленной отмены в целом и в частях. Радостное сознание приобретения могущественного союзника переполнило сердца энциклопедистов. Они разом почувствовали, что теперь шансы общества на выигрыш увеличились. Строгие меры, принятые правительством в отношении этой книги, – она была немедленно запрещена во Франции, – только подтолкнули друзей реформы всячески содействовать распространению идей, провозглашенных Беккариа, в среде интеллигентного общества. На обеде у Мальзерба, где в числе приглашенных оказался и Тюрго, принесший с собою запрещенную книгу, было решено немедленно перевести ее на французский, что и поручили одному из гостей, аббату Мореллэ, который быстро справился с возложенным на него поручением.
Восторг лидеров философской школы, задававшей тон читающей публике, был безграничен. Вольтер, не откладывая дела в долгий ящик, написал обширный комментарий к этому труду. Брило де Варвилль и Дидро снабдили его примечаниями. Руссо, Бюффон, Д’Аламбер, Гельвеций, Гольбах поспешили завязать с автором дружескую переписку, осыпав его похвалами. Имя Беккариа было у всех на устах, оно стало известным в Англии, Германии и России. Бентам сказал о нем: «Вопрос о смертной казни так разработан Беккариа, что к его аргументациям ничего нельзя прибавить». Фридрих II и Екатерина II, которым Д’Аламбер рекомендовал автора «Dei delitti e délie pêne» в самых лестных выражениях, высказали желание видеть маркиза в Берлине и Петербурге. Слава его распространилась по всей Европе – благодаря энциклопедистам, находившимся в переписке с самыми просвещенными монархами континента. Но эта слава не ограничивалась одним теоретическим характером, а привела к благотворным практическим последствиям. Учение Беккариа стало мало-помалу вытеснять предания средневековых правоведов. Пытка стала мало-помалу исчезать из судов мелких государств – сначала в Италии, а затем и в остальных странах Европы. Один из ближайших сотрудников императрицы Марии Терезии, ученый Зонненфельс, поплатился своей кафедрой в Венском университете за то, что стал проповедовать необходимость отмены пытки и смертной казни. Власти взглянули на это весьма недружелюбно, как на ересь, противоречащую порядку вещей, «установленному божескими и человеческими законами». А в скором времени Мария Терезия, убежденная доводами Беккариа, упразднила пытку.